Сделка

Вместе с Гвен мы заканчивали последний черновой вариант статьи о Чете Колье. По крайней мере, я надеялся, что последний. Но Гвен начала злить меня. Казалось, она ненавязчиво, но против моего желания пыталась сглаживать острые углы, рассыпанные по тексту. Будничным голосом, не поднимая глаз от страницы, я спросил ее, нравится ли ей статья. Это было некорректно с моей стороны — заставлять ее говорить то, о чем мы договорились молчать.

Гвен ответила так же нейтрально и так же холодно: «Нет, я не согласна ни с одной оценкой». Несколько минут мы работали в натянутом молчании. Мы оба прошли хорошую школу и умели сдерживать себя. Но мое лицо побагровело. И, взглянув на меня, она испугалась. Она закрыла дверь, подбежала ко мне и поцеловала со словами: «Но я же люблю тебя!»

Случившееся сразу за поцелуем я до сих пор до конца не понимаю. С полной уверенностью можно сказать, что это была не любовь, скорее, наоборот. Как ни называй, я вскочил и пошел на нее прямо в своем кабинете. В доме не было только Флоренс, где-то рядом возилась Эллен, бродили две служанки и сидел на крыше рабочий, чинивший телеантенну, — сплошное сумасшествие. Впрочем, даже если бы Флоренс и была дома, значения бы это не имело. В разгар акта я думал о том, неужели я хочу, чтобы меня застукали, подталкиваю события к развязке? Как мой друг Пат, написавший письмо одной женщине и положивший его в конверт для другой? Но за те минуты я не произнес ни слова и не выдавил из себя ни стона. Я слепо доверился сексу, как единственной вещи, в которой я был уверен на все сто.

Гвен оцарапала мне спину в пылу страсти. Не плечи, а ниже, вдоль поясницы. Ее ногти почти вонзились в мое тело, не желая отпускать от себя. Там остались полосы, прочерченные ее ногтями, слегка кровоточащие.

Мы оба учащенно дышали. Гвен быстро оправилась и села к печатной машинке. Я был заведен случившимся на полную катушку. Схватил халат и пошел к бассейну. Плюхнувшись в воду, я полежал там, отмокая и расслабляясь в тепле. Затем выполз на край и заснул на животе.

В такой позе меня и нашла Флоренс. Видела или не видела она следы на спине, мне так и не дано узнать, важно другое: мягко ступая, чтобы не потревожить мой сон, она прошла в дом, поднялась на второй этаж и зашла в кабинет, где сидела за машинкой Гвен и точила пилочкой ногти. Пока Флоренс была в дверях, Гвен несколько секунд не замечала ее присутствия. Гвен занималась ногтями, потом ее будто кольнули сзади, она обернулась и увидела Флоренс. Они обменялись любезностями, и Флоренс ушла к себе.

Проснувшись и потребовав коктейль, я обнаружил, что Гвен ушла. Флоренс в подчеркнуто рассеянной манере сказала мне, что я могу позабавиться ее предрассудками, но по ней Гвен — сущая бродяжка, и она предпочла бы, чтобы та делала свою работу в офисе. Я разыграл такую же якобы рассеянность и утвердительно кивнул. Затем она спросила:

— Ведь она больше не нужна тебе?

— Да. Вот закончим статью о Колье и все, — ответил я и задумался, что конкретно известно Флоренс и что она обо всем этом думает. Ведь если она видела следы на моей спине, то она могла сделать далеко идущие выводы.

Шансов у меня не осталось. Серьезным тоном я поведал ей, что исследователь из Гвен никудышный и я рад сообщить ей, что конец работе над статьей наступит в следующие выходные. Более того, если Флоренс не нравится ее присутствие в доме, то я позабочусь, чтобы больше секретарь не появлялся. Флоренс, казалось, осталась удовлетворена. Ну, если работы осталось на день-другой, это ерунда, сказала она.

Я попросил Флоренс смешать мне тот самый, ловко получающийся у нее «Гибсон», предположив, что, сделай она его, — это будет достойный успокоительный знак. Она приготовила само совершенство. Я издал еле слышный рев восторга.

Яснее ясного — нашим с Гвен дням счет пошел на единицы. И я не хотел упускать ни одной минуты из отпущенного времени. Я стал сверхосторожен. На пляже мы забирались в самую даль; сначала на песчаную дугу к северу от Малибу, затем еще дальше, до Зумы, и, наконец, до берегов Вентуры.

Опасность быть узнанным знакомыми и особенно осознание того, как мало нам осталось времени вдвоем, еще больше сблизили нас. Мы даже полюбили друг друга еще больше. Однажды после долгого, бесконечного по сладости дня, после шикарного дня, когда океан был как озеро, не как вечно грязный и неспокойный Тихий, а чистый и умиротворенный, без волн и водорослей, мы стояли по пояс в воде, держась за руки, Гвен посмотрела на меня с такой любовью и с такой грустью и спросила: «Эдди, что с нами будет?» Вода омывала наши тела, струи нежно ласкали кожу, напоминая, что в природе нет ничего неизменного, и что у человека тоже все меняется, и что наши жизни — это ничто, и что даже океана когда-то здесь не было, и что придет время, и он исчезнет без следа. Я прошептал ей: «Гвен, ты мне нужна». Она, такая нежная, такая милая, ответила: «Я знаю». Потом улыбнулась мне, я улыбнулся ей, и мы оба знали, что я не ответил на ее вопрос.