Сделка

— Звучит, будто ты готовишь бракоразводный процесс?

— Необходимость в этом отпадет, последуй ты нашим советам.

— Которые заключаются в…

— Флоренс хочет, чтобы ты уехал в одно место, где о тебе позаботятся. Чтобы ты отдохнул.

— Я не хочу никуда ехать. И мне не нужен отдых.

— Первое утверждение, допускаю, — в чем-то верно, а вот второе — глубоко ошибочно. Судя по всему, тебе очень нужно отдохнуть.

— Другими словами, меня спеленали по рукам и ногам?

— Правильно. Потому что ты — это не ты, Эдвард.

— С твоей подачи пошли все эти ограничения, намеки?..

— Да.

— Теперь мне ясно, на чьей ты стороне.

— Я говорил тебе, на чьей я стороне. На стороне вашей семьи. Ее надо спасать.

— А ты, часом, не снюхался с моей женой?

— Эдвард!

— Ты спал с ней?

— Эдвард, это просто гадко. Ты думаешь, я — кто?

— Не знаю. — Я неожиданно почувствовал, что наверняка такая горячность неспроста, и ею все и объясняется. — А? Что ты думаешь? Язык проглотил? Ну, говори! Попробуй ответить. Вопрос простой. Ты снюхался с Флоренс?

— Если это шутка, Эдвард, то она омерзительна.

— Какие уж тут шутки. Вполне серьезно. Итак?

Он смерил меня взглядом. И сделал лучшее, что мог в такой ситуации.

— Я думаю, что Флоренс — экстраординарная женщина, которую принесли на алтарь сошедшего с ума эгоиста. Я видел, как ты хлестал бедную своей самонадеянностью и упрямством. Подобного я не помню за двадцать пять лет практики.

— Теперь хоть что-то начинает проклевываться, — сказал я.

— Только такая правдивая и глубоко добропорядочная женщина может пережить случившееся. Когда я вижу ее печаль…

— Забудем адвокатские выкрутасы, я ведь нащупал жилу, а-а?

— В твоем теперешнем состоянии тебе может прийти в голову только это. Еще бы! Представить кого-нибудь делающим то, что делаю я, без причины невозможно! Разумеется, похоть или…

— И разумеется, именно поэтому ты хочешь упрятать меня в психушку?

Он начал приходить в себя.

— Нет, мой дорогой Эдвард, вовсе нет. Я стараюсь ради тебя самого. Это — суть. Все остальное — шелуха. Я даже осмелился, поскольку уверен в абсолютной правильности моих поступков, зарезервировать для тебя одно место.

— Предположим, что я не воспользуюсь твоей любезностью?

— Придется.

— А где место?

— Слышу здравые речи! Этот институт — наша фирма обслуживает его — называется Армстронг-Робертс Санитариум, в Массачусетсе. Ты поживешь там пару месяцев.

— Да-а…

— Ежедневная консультация с психологом.

— И?

— И другие виды лечения: общая терапия, ванны, групповые дискуссии и частные беседы.

— И?

— Превосходное место. Окрестности — сказка!

— Я буду там свободен?

— Свободен? В каком смысле?

— В прямом. Могу я, например, съездить куда-нибудь? В Нью-Йорк?

— М-м-м. Думаю, если бы такие вещи практиковались в подобных заведениях, то они назывались бы иначе. Ведь лечение происходит непрерывно, человек раскрепощается, изолированный от…

— И я плачу тебе, сукину сыну!

— Поэтому я и терплю. Терплю твои оскорбления, потому что ты платишь мне, сукин сын, поэтому и стараюсь ради твоих же денег!

— Врешь. Настоящую причину я уже сказал.

— Она настоящая отчасти. Я не позволю тебе измываться над Флоренс и дальше. А уже потом, когда ты вернешься к ней, ты скажешь мне спасибо. Флоренс — самая терпеливая и мужественная женщина на свете. Она — твоя опора на старости лет. Без нее ты исчезнешь. Скажу больше, ты исчезнешь, — его лицо перекосила дикая гримаса, — В НИКУДА! Если рядом не будет ее!

— И я плачу тебе, сукин сын!

— Будь добр, прекрати так называть меня — особенно если учесть, что у тебя нет и в ближайшем будущем не будет ни гроша на похлебку, — соображай побыстрее и делай, что я говорю!

Он остановился. Понял, сукин сын, что ведет себя совсем не так, как привык о себе думать. И стал сдержаннее, заговорил спокойно.

— Извини за столь резкую откровенность. Мне доставляет это боль. Но однажды ты поблагодаришь Артура Хьюгтона. Я спасу твою семью. Восстановлю узы. Но чтобы добиться этого, мне придется быть жестким. Поэтому я наложил запрет на твои деньги. Поэтому я посоветовал Финнегану прекратить выплату тебе зарплаты.

— Ты распространил свою сферу полномочий и на?..

— Я был вынужден поступить так. Как только я почувствую, что ты выздоровел, источник твоих доходов снова будет выдавать тебе деньги. Два раза в месяц.

— А между тем?

— Между тем Флоренс защищена.

— Извини, я не подумал о Флоренс. Я снова думал о себе. Итак, контракт с «Вильямсом и МакЭлроем» расторгнут?

— В контракте, если ты помнишь, имеется пункт о моральной незапятнанности. Вполне стандартный. Я сказал мистеру Финнегану, что в связи с некоторыми сомнениями… или, скажем так, странностями в твоем поведении, кандидатура твоя на будущее отпадает.

— И все это до личной встречи?

— Разумеется! В то же время мистер Финнеган дал мне слово, что как только я засвидетельствую, что ты снова стал самим собой…

— Ты будешь ходатайствовать от моего имени?

— Сарказм пропускаю. Да. Мы в кризисе. Сейчас или никогда. Ты перешагнул черту!

— А ты ее установил?

— Пришлось мне, коль ты не сделал этого сам. Флоренс слишком хороша, чтобы быть еще и жесткой. Кто-то ведь должен!