Сделка

В моей сексуальной жизни никогда не было солнечного света, радуги и сияющих звезд. В ней были только страх и гнев, а еще годы психотерапии. Когда же я все-таки нашла в себе силы попробовать заняться сексом, все получилось не так, как я хотела. Через два года после изнасилования я спала с одним первокурсником, с которым познакомилась в кофейне в Филадельфии, когда навещала тетку. Мы провели вместе все лето, но секс у нас был какой-то неуклюжий и напрочь лишенный страсти. Я думала, что мы не подходим друг другу, потому что не было «химии»… пока то же самое не случилось с Девоном.

У нас с Девоном было столько «химии», что от нас аж искры летели. Я встречалась с ним восемь месяцев, меня безумно влекло к нему, но, как я ни старалась, я так и не смогла преодолеть… ладно, назовем вещи своими именами. Свою сексуальную дисфункцию.

Я не смогла с ним достичь оргазма.

Мне унизительно даже думать об этом. И еще более унизительно вспоминать, каким разочарованием это стало для Девона. Он пытался помочь мне, честное слово, изо всех сил. И дело вовсе не в том, что я вообще не могу испытывать оргазм. Могу, причем запросто, но в одиночестве. Просто я не могла испытать его с Девоном. В конечном итоге он устал: уж больно тяжелая ему выпала задача, а результатов не было.

И он бросил меня.

Я его не осуждаю. Наверное, это сильный удар по мужскому самолюбию, когда твоя девушка не получает удовольствия от секса с тобой.

– Эй, ты побелела как полотно. – Озабоченный голос Элли возвращает меня в настоящее. – Что с тобой?

– Все в порядке, – успокаиваю я ее. – Извини, задумалась.

В ее голубых глазах появляется сочувственное выражение.

– Ты и в самом деле сильно расстроилась из-за того, что не увидишься с родителями на День Благодарения, да?

Я с радостью хватаюсь за предлог, который она сама же мне и подсказала, и энергично киваю.

– Как ты говоришь: все дерьмово. – Я заставляю себя пожать плечами. – Зато я увижусь с ними на Рождество. По крайней мере, хоть что-то.

– Это не что-то, а много, – твердо говорит Элли. – Быстрее наводи красоту. Когда вернешься, тебя будет ждать кофе.

– Ух ты, да из тебя получится лучшая жена на свете.

Элли весело улыбается.

– А за это я плюну тебе в чашку.

Глава 11

Гаррет

Ханна появляется около пяти. На ней парка с меховым капюшоном и ярко-красные перчатки. В последний раз, когда я смотрел в окно, не было ни малейшего намека на снег, поэтому сейчас я гадаю, а не заснул ли я случайно и не проспал ли снежную бурю.

– Ты прилетела сюда с Аляски? – спрашиваю я, когда она расстегивает куртку.

– Нет. – Ханна вздыхает. – Я надела зимнюю куртку, потому что не могу найти другую. Наверное, я ее забыла здесь. – Она оглядывает мою комнату. – Нет, не здесь. Гм. Надеюсь, не в репетиционной. Я знаю одну девчонку с первого курса, которая с радостью ее стырит. А мне нравилась та куртка.

Я хмыкаю.

– А как ты объяснишь перчатки?

– Руки замерзли. – Она хитро смотрит на меня. – А ты как объяснишь пузырь со льдом?

Я соображаю, что все еще прижимаю пузырь со льдом к тому месту, куда в меня врезалась туша Грэга Бракстона. Ушиб зверски болит, и Ханна охает, когда я поднимаю футболку и показываю ей синяк размером с кулак.

– Боже! Это случилось на игре?

– Угу. – Я сползаю с кровати и бреду к письменному столу за учебниками по этике. – В команде Сент-Энтони есть свой собственный Невероятный Халк. Ему нравится окучивать нас.

– Просто не верится, что ты добровольно жертвуешь своим телом, – удивленно говорит она. – Неужели оно стоит того?

– Стоит. Поверь мне, пара царапин да синяков – это ничто по сравнению с радостью скользить по льду. – Я внимательно оглядываю ее с ног до головы. – А ты умеешь кататься?

– Вообще-то нет. Ну, я катаюсь на коньках. Но обычно катание ограничивалось кругами вдоль бортика. Мне никогда не доводилось держать в руках клюшку или бить по шайбе.

– Ты думаешь, это и есть хоккей? – ухмыляюсь я. – Гоняться с клюшкой за шайбой?

– Естественно, нет. Я знаю, что в хоккее нужны и другие навыки, что это очень напряженная игра, за ней интересно наблюдать.

– Интересно в нее играть.

Она устраивается на краешке кровати и склоняет голову набок.

– Ты всегда хотел играть? – с любопытством спрашивает она. – Или это отец пихнул тебя в хоккей?

Я застываю.

– Почему ты так решила?

Ханна пожимает плечами.

– Кто-то говорил мне, что твой отец – звезда хоккея. Я знаю, что очень многие родители хотят, чтобы дети шли по их стопам.

Я напрягаюсь настолько сильно, что у меня деревенеют плечи. Удивительно, что она заговорила о моем отце только сейчас – сомневаюсь, что в Брайаре есть хоть один человек, который не знает, что я сын Фила Грэхема, – но еще более удивительна ее проницательность. Никто никогда не спрашивал у меня, нравится ли мне играть в хоккей. Все считают, что я должен по определению любить хоккей только потому, что в него играл мой отец.

– Отец пихнул, – признаюсь я. Мой голос звучит сердито. – Кататься я научился еще до того, как пошел в первый класс. Но продолжаю играть потому, что люблю этот вид спорта.