Сделка на… любовь?

Тело ломило от сладкой истомы, вспоминая что было вчерашней ночью девушка краснела до кончиков ушей, Алия давно проснулась, но продолжала лежать с закрытыми глазами, не желая впускать реальность в свое замученное сознание. Только чересчур крепко зажмуренные веки и напрягшееся тело выдавало ее, но больше страха быть разоблаченной, в уме теснилась лишь одна мысль: она все-таки пошла на это. До последнего мгновения, ещё была возможность сказать «Нет!» и уйти, громко хлопнув дверью, оставляя за собой весь этот кошмар, напоминающий турецкий сериал. Алия упрямо не желала верить в то, что все это происходит на самом деле. И происходит не с какой-либо выдуманной сериальной героиней, а с ней — Мусаевой Алией. Но факт оставался фактом — она перешла грань, отделявшая ее прежнюю от той, кем она стала, обозначив переход из мира девчачьих грез в мир настоящий, в котором придется снять розовые очки и взглянуть на все через новую, жесткую призму. В груди что-то стянулось в тугой узел, и девушка поспешила закрыться от этих мрачных мыслей, которые собирались излиться самым неподходящим для этого образом — ручейками соленых слез. И в самый неподходящий момент, когда горячая твердая рука скользнула по обнаженному плечу, словно выжигая на нем клеймо. Нет, он уже увидел более, чем имел право, если ее тело и принадлежит ему, то мысли останутся только ее. Девушка сделала два глубоких вдоха, одновременно «запирая» терзающие мысли в своеобразную шкатулку, хранящуюся в глубинах ее сознания. У нее еще будет время открыть ее и «в свое удовольствие» настрадаться, для этого у нее есть еще целая жизнь. Но не сейчас, не перед этим человеком. И, хотя она предпочла бы умереть сейчас же, в эту же секунду, сгореть в пламени, сжигающем ее изнутри, суд Всевышнего не спешил покарать прелюбодейку, а человеческие инстинкты не ослабевали. В животе тихо заурчало, и девушка напряглась, почувствовав движение на второй половине кровати.

— Мне стало любопытно, ты притворяешься спящей или мертвой? — раздался тихий голос над самим ухом. Она молчала, не доверяя собственному голосу. — Отлично, раз уж ты решила принять облик великомученицы и объявить голодовку, спешу тебе сообщить, что мне больше подходит роль коварного, расчетливого злодея, который не собирается идти на поводу своей жертвы. А так как от прислуги ты благополучно отказалась, то готовка останется на тебе.

Она хотела было ответить ему с ехидством, но в горле все странно сжалось. Внезапно в голову пришла прекрасная идея, что это, возможно, и есть ее шанс на хоть какое-то уединение, пару минут в блаженном одиночестве, когда можно от души наплакаться, а затем вновь нацепить на лицо маску равнодушия. «Алия, кого ты обманываешь? — прошептал назойливый голос в голове. — Равнодушия? Ты вспомни, какой «равнодушной» ты была этой ночью, когда он……ласк…». Резко развернувшись в противоположную сторону, девушка попыталась заглушить яркие образы, возникшие в памяти благодаря «услужливой» совести. Она чувствовала на спине его обжигающий взгляд, знала, с каким именно выражением лица он смотрел на неё. Странно, за какие-то пару часов девушка успела до мельчайших подробностей изучить каждую черточку его лица, каждый изгиб. Не произнеся ни слова, она молча закуталась в простыню, словно в греческая богиня, и направилась в душевую. Она не имела права обвинять никого, кроме самой себя — это был ее выбор, пусть и другого ей не оставили. Смотреть в зеркало девушка не решилась, боясь увидеть там отражение, которое вызовет у нее самой презрение. Ей вспомнилась прежняя Алия, для которой важнейшей проблемой было найти идеальные туфли на шпильке и подходящую к ним сумочку. Как же ее жизнь смогла так кардинально измениться всего за пару дней, чего уж там, часов. Зайдя в душ, она на полную мощь включила обжигающе горячую воду, словно та могла смыть с нее воспоминания прошлой ночи. Затем последовал контрастный душ ледяной воды, который, хоть не намного, но помог взбодриться. Черно-белая картина жизни начала приобретать нейтральные, серые оттенки. Выйдя из кабинки, она подошла к зеркалу, принявшись расчесывать волосы, одновременно размышляя. Презрения она не чувствовала, лишь какой-то сгусток весьма непонятных чувств, сплетающихся одно с другим в диковинном комплекте. «Ведь могло быть хуже. Он мог оказаться озабоченеым придурком и кем-нибудь похуже. Если задуматься на минутку, то Роберт не желал мне ничего плохого прошлой ночью. Он даже старался быть нежным. Стоп, почему старался? Нужно быть честной хотя бы с собой! Осталось потерпеть пару дней…» Напоминание о времени ударило по сознанию, словно разряд электрического тока, так что девушка поспешила надеть шелковую накидку лазурного оттенка, которая едва прикрывала бедра.