Сделка на… любовь?

— Ты дура, самая настоящая дура! — выдохнул он, когда Алия начала дышать равномернее. Мужчина повернул девушку к себе лицом и обеими руками встряхнул ее за плечи, заставив смотреть себе в глаза. — Почему ты мне не сказала, что не умеешь плавать? Хотела поскорее избавиться от меня и не нашла способа получше? — Внутри у него все клокотало от гнева. Тогда как девушка молчала, просто смотря на него, будто видела впервые. Он пристально вглядывался в ее глаза, из уголков которых медленно катились слезы, пытался понять, о чем она думает, но она продолжала молча наблюдать за ним, не произнося ни слова, словно и не живая. На мгновение Алия слегка поддалась вперед, словно ища опору, утешение, и Роберт хотел отшатнуться, но резко передумал — его испугала собственная реакция. Да, он хотел этого, хотел, чтобы она поняла всю абсурдность совершенного ею поступка, чтобы потом искала поддержки и утешения у него, а не у своего псевдо-жениха! Впервые за долгие годы он хотел заполучить бремя беспокойства за жизнь другого человека, и это самое желание настигло именно с ней. Но в следующую секунду все изменилось, он почувствовал это по ее напрягшемуся лицу и поджатым губам. Она кивнула, бросив ему еле слышное «Спасибо», резко отстранилась и поднялась, стараясь сохранять равновесие, хоть колени продолжали предательски дрожать. «Не сейчас, не перед ним!» — мысленно уговаривала Алия саму себя, заставляя себя идти вперед, чувствуя, как онемевшее тело начинает постепенно слушаться ее. Девушка не оглядывалась, чтобы узнать, следует ли за ней Роберт. И спасение из тьмы перестало казаться ей избавлением

****

Дом был погружен в молчание. С того самого разговора на яхте они не перебросились ни словом, словно не замечая присутствия друг друга. Привезя девушку в особняк, Роберт переоделся и пару минут спустя уехал, одним своим взглядом дав понять, что для Алии будет лучше, если, вернувшись, он обнаружит ее на месте. Никаких таких мыслей в голове не возникло, словно из нее вытекла вся ее энергичность. Убедившись в том, что мужчина уехал, Алия сбросила с себя одежду, устало переступая ногами, направивилась в душевую. Она включила горячую воду и просто стояла под обжигающими струями, приобняв себя за плечи. События дня разворачивались перед ее мысленным взглядом, она детально вспоминала каждую его фразу, каждый взгляд, и наконец девушка дала себе слабину. Опустившись на пол и обхватив руками колени, Лили зарыдала в голос, разрешая измученной душе выплеснуть всю накопившуюся горечь и боль, страх и разочарование.

— Почему? Почему?… — повторяла она, не в силах сформулировать, что именно ее мучило. Почему он ее спас? Или почему сказал все это? Почему она отстранился в тот единственный миг, когда она действительно в нем нуждалась? Подсознание само сформулировало ответ. «Я просто для него игрушка? И от этого было еще больнее. «Некоторые люди говорят, что они сами не знают, чего хотят, Алия, это нормально…» — пытался успокоить ее внутренний голос. «Так вот, они лгут. — Разум не захотел терпеть поражение сейчас. Девушка с радостью заткнула бы обоих, но у нее не было сил на очередную войну. — Мы всегда знаем, чего хотим. Хотя нам и не хочется в этом признаваться. И именно поэтому тебе сейчас так больно…» Ей было больно, она чувствовала себя слабой. Ей было очень больно, она чувствовала злобу. Ее раздирало на части от боли, ей было… безразлично. Уже. Она начала чувствовать, воспринимать себя бездушной игрушкой. Маленькая частица ее души, которая все еще теплилась глубоко внутри, требовала теплоты и заботы, требовала любви.

— Любви? — Алия усмехнулась собственным мыслям. — От кого? От него? — и она начала смеяться, смеяться вперемешку с рыданиями, отчаянно понимая, что истерика накатывала на нее намного более разрушительными волнами, чем те, которые ей пришлось пережить. Ей хотелось чувствовать хоть что-то. Эмоциональная смерть — когда хочешь чувствовать, но уже не можешь. Хочешь, но не можешь.

Глава 18

«…..И вдруг перед ней мелькнуло страшное слово — прелюбодеяние. Все самое отвратительное, что только низкое, гнусное распутство может вложить в представление о чувственной любви, вдруг встало перед ней. И эти видения стара-лись загрязнить нежный, прекрасный образ — ее мечты о Жюльене и о счастье его любить. Будущее рисовалось ей в самых зловещих красках. Она уже видела, как все презирают ее. Это были ужасные мгновения: душе ее открылись неведомые области. Едва только ей дано было вкусить никогда не изведанного блаженства, и вот уже она ввергнута в бездну чудовищных мук. Она никогда не представляла себе, что можно так страдать; у нее помутился рассудок.

В голове ее бессвязно возникали мучительные, противоречивые мысли. То она дрожала, что Жюльен ее не любит, то вдруг ее охватывал ужас; она чувствовала себя преступницей и со-дрогалась, как будто ей завтра же предстояла публичная казнь на городской площади Верьера — стоять у позорного столба с дощечкой на груди….»