У меня от ее слов волосы на всем теле дыбом встали и мурашки по коже побежали. Я молча стоял и не знал, как прокомментировать случившееся. Не верилось в происходящее. Мозг не хотел воспринимать такую реальность.
— Громовы и Устиновы есть? — наконец из-за дверей врач показался немолодой. — Веронику Михайловну уже можете проведать. Но недолго. А Михаил Алексеевич на операции сейчас. К нему нескоро попадете…
— Ведите! — требовательно выдал я, хватаясь за рукав халата медика.
Ноги сами понесли меня к Веронике. Я не мешкал, не сомневался. Мне нужно было увидеть ее.
Несмотря на то, что так торопился в палату к Веронике, у двери замер, не решаясь войти. Боялся. Не представлял, что доведется увидеть, но очень надеялся, что с ней ничего серьезного не случилось.
— Недолго. Минут пять, не больше, — строго предупредил врач, вырывая из собственных мыслей.
Только головой кивнул, давая понять, что услышал. Сделаю как велено.
Дверь открывал осторожно, дождавшись ухода доктора. Почему? Да все просто — мы в ссоре, меня ненавидят и неясно, как она воспримет мое появление. Если вообще в состоянии, конечно, будет понять, кто пришел. То, что мне не обрадуется — стопроцентная гарантия. А повидаться с ней хотелось. Переживал.
В палате тихо оказалось, довольно светло, хоть жалюзи и приопущены были. Белая одноместная, с койкой, тумбочкой и столом. Стандартный простенький набор. Ника, что лежала на кровати с закрытыми глазами, бледная была. Выглядела несчастной особенно с марлевой повязкой на голове и рукой загипсованной. Надо будет обязательно узнать подробней, что с ней, какие еще повреждения.
Подошел ближе, желая рассмотреть ее — может, еще что увижу. А Ника глаза медленно открыла и посмотрела на меня с непониманием.
— Саша? — едва губы разлепив, тихо прошептала она. — Ты?
— Я, — ответил односложно и сдавленно. Чувствовал себя крайне глупо. По взгляду ее рассеянному было не понять, что думает. Злится или просто не ожидала увидеть… Кашлянул и решил задать главный вопрос: — Как ты?
Голубые глаза закрылись на секунду, а у меня сердце застучало быстрей. Напрягся, гадая, не стало ли ей хуже? Может за медиками бежать надо? Мялся на месте, не решаясь подойти вплотную… А может она просто хочет, чтобы я ушел?
— Не знаю, — таким же обессиленным шепотом наконец честно Вероника выдохнула. — Даже что случилось не поняла.
— Выясню все, не беспокойся об этом, — пообещал я, честно признаваясь, что так и будет. Причем сегодня же… Сразу, как выйду. Выясню в деталях и подробностях. Если урод, что другой машиной управлял, жив — так я добью. Пожалеет, что на свет появился.
— А как папа и Андрей? — добавила тревожно жена, вспомнив, что не одна в машине находилась.
Вот тут сразу две новости неприятных в воздухе повисло. Первая для Ники, а вторая — для меня. Так с ними еще и этот был… хахаль.
— Не знаю, — решил извернуться я. — Но и это выясню. Только приехал, ничего не узнавал.
Про ее отца не ответил умышленно. У него, судя по словам врача, все сложно, а про Васенова вообще не в курсе был. На миг от раздражения кулаки сжались сами собой. Наверняка именно он за рулем был. Не он ли виноват в аварии?! Идиот!
— А мама знает, что я здесь? — голос ее задрожал, в глазах слезы застыли. Такой несчастной выглядела в этот момент, что обнять захотелось, утешить. Но нельзя было! Мы не близки, да и вряд ли ей вообще мое утешение нужно.
— Да, в коридоре ждет. Я ее позову, первым напросился тебя повидать.
Ника на меня взгляд бросила недовольный, и я понял, что пора уходить. Лишний я, не место и не время выяснять отношения. Ей вредно. Нужно заняться более полезными делами — узнать подробности происшествия, найти свидетелей и виновника. С органами связаться.
— Выздоравливай, — бросил я, стараясь не обращать внимание на ее осуждающий взгляд. — Еще увидимся.
Поторопился к двери, не оборачиваясь. Что ж, жива — это уже очень хорошо, а остальное решаемо.
— Вас Ника ждет, — выпалил я, возвращаясь в зал ожидания, где Людмила Петровна сидела. — Долго у нее сидеть нельзя, врач настоял.
Теща с места подскочила, охнув, засуетилась, задрожала, но застыла и на мелкую Никину посмотрела. Та с круглыми глазами сидела и словно бы вообще ничего не понимала.
— Я могу тебя попросить с Лизой нашей посидеть? Мне оставить ее больше не с кем.
Я сглотнул, косясь на чужого, почти незнакомого ребенка. Блть, а ведь я сразу и не подумал: мать с отцом здесь находятся, дед в реанимации вообще. Только бабушка и осталась. Конечно мог бы с ребенком побыть, но что с девочкой делать надо, не представлял.
Заметив, что своей просьбой Людмила Петровна меня совсем озадачила, поторопилась добавить:
— Саш, я не могу ее одну оставить. Не просила, если бы не это… — обвела рукой зал ожидания больницы и всхлипнула. — Трагедия такая. Пожалуйста. Я не смогу отсюда уйти. И Миша, и Ника…
— Конечно, я понимаю, — пробормотал я, жалея, что мать моя в Штатах осталась, а собственный отец мне с ребенком точно не поможет. Он всегда работой занимался, мной только мать и занималась.