Сделка Райнемана

Дэвид подтянул осторожно колени, чтобы опереться на выступ ватерлинии пальцами обеих ног. Переводя дыхание, он думал о том, что руки его скоро откажут и соскользнут неизбежно с прискорбно узкой опоры. Он напряг мышцы живота, с силой, до боли, уперся ногами в образованный ватерлинией выступ и, вскинув вверх руки, подскочил, стараясь подпрыгнуть как можно выше. Он понимал: если ему не удастся схватиться за планшир, он свалится в воду. Всплеск привлечет внимание охраны, и та поднимет тревогу.

Левая рука уцепилась за балку, правая сорвалась. Но и одной руки было достаточно.

Сполдинг подтянулся на ней, до крови расцарапав грудь о шершавый, побитый штормами борт. Перебросив через ограждение правую руку, он вытащил пистолет изо рта. Он находился – во всяком случае, надеялся на это – где-то посередине, между средней и кормовой надстройками, скрытый их широкими стенами от охранников, несших вахту на грузовой платформе.

Перевалившись бесшумно через планшир, Дэвид пригнулся и пробрался крадучись к боковой стене кормовой надстройки. Затем, прижимаясь спиной к деревянным доскам, медленно, ни на миг не забывая о подстерегающей его опасности, выпрямился в полный рост. Соблюдая крайнюю осторожность, он приблизился к первому, ближайшему к нему иллюминатору. Свет изнутри практически не пробивался, поскольку окно было занавешено своеобразной, примитивнейшего типа «шторой», слегка отодвинутой в сторону, – наверное, для того, чтобы открыть доступ в помещение свежему ночному воздуху. Второй иллюминатор, к которому он также подкрался, не имел никаких занавесок, так что заглянуть в скрывавшееся за ним помещение не составляло никакого труда. Однако располагалось это окно в одном лишь футе от края стены. Поскольку Дэвид не мог исключить возможность того, что за углом стоит на вахте еще один охранник, которого он не смог разглядеть, когда находился в воде, он решил вернуться назад и на первых порах удовольствоваться тем, что удастся увидеть ему в первом иллюминаторе.

Прильнув мокрой щекой к полусгнившей резине, окаймлявшей окно, он заглянул в просвет между «шторой», представлявшей собой кусок грубой черной парусины, и краем иллюминатора. Помещение освещалось, как и предполагал он, единственной лампочкой, свисавшей с потолка на толстом проводе, который, выйдя наружу в окно, тянулся до самого пирса, что было вполне объяснимо: судовые генераторы отключались на время стоянки. Лампочку прикрывал с одной стороны надетый на нее необычной формы плоский металлический щиток. Сперва Дэвид не понял его назначения, но затем сообразил: стальной лист заслонял от света ту часть помещения, где он заметил две койки, погруженные в полумрак. И хотя в кубрике горел свет, люди, занимавшие их, спали спокойным, безмятежным сном.

К противоположной от окна стене был придвинут длинный стол, имевший неуместное в данной обстановке сходство со столом в больничной лаборатории. На белой, безукоризненно чистой клеенке, аккуратно расстеленной по всему столу, располагались на равном друг от друга расстоянии четыре мощных микроскопа. Возле каждого прибора стояла настольная лампа. Провода от ламп тянулись к установленной под столом двенадцативольтной батарее. Вдоль стола, напротив микроскопов, были расставлены четыре стула с высокими спинками – четыре белых, без единого пятнышка стула, какие можно видеть только в больницах.

Обстановка тут, подумал Дэвид, в самом деле стерильная. Как в образцовой лечебнице. Этот изолированный в пространстве уголок траулера резко контрастировал с видом всего судна, грязного, захламленного. Кубрик фактически являл собою миниатюрный, по-больничному чистый островок посреди зловонных отходов морского промысла и пропахших нефтью канатов.

А затем он увидел их – то, что искал. Они стояли в углу.

Пять стальных ящиков. Все – на один лад. У каждого сквозь отверстие в металлической скобе, скреплявшей крышку с днищем, выглядывало ушко, в которое был вдет тяжелый амбарный замок. На передней стенке отчетливо читалась выведенная по трафарету надпись: «Кенинг майнз лимитед».

Наконец-то! Наконец-то он нашел, что искал! Убедительнейшее, неопровержимое доказательство преступления!

Преступления, закодированного словом «Тортугас».

Грязной сделки, осуществляемой при посредничестве Эриха Райнемана.

И они рядом, совсем близко от него, эти ящики, в которых находится как раз то, что необходимо ему для оглашения обвинительного акта.

Испытываемые им яростный гнев и непреодолимое стремление добраться до бесценных улик подавили в нем страх, – а то, что он боялся, он не скрывал от себя, – и, заглушив в нем тревожное чувство, заставили его сконцентрировать все внимание на стоявшей сейчас перед ним главной задаче и поверить, как и самому ему было ясно, без всяких на то оснований, что в силу неких мистических метаморфоз он становится неуязвимым. Правда, всего лишь на несколько минут. На несколько драгоценных минут.