Сделка Райнемана

Сполдинг сознавал, что он и Альтмюллер играют разные роли.

Если Дэвиду отводилась роль дичи, то Альтмюллеру – охотника.

За Альтмюллером, несомненно, шли и другие, но он не стал их ждать, поскольку это было выше его сил. Сгорая от нетерпения, нацист пришпорил коня и ринулся через открытые ворота в деревянной изгороди.

Сполдинг понял его. Франца Альтмюллера ждет верная смерть, если Дэвиду удастся спастись. Единственное, что смогло бы помочь ему по возвращении в Берлин сохранить свою жизнь, – это труп человека из Лиссабона. Секретного агента «Фэрфакса», сорвавшего операцию «Тортугас». Тело убитого им человека, которого смогли бы опознать охранники и ученые в Очо-Кале. Человека, которого выследило какое-то там гестапо и заставило вылезти из глубокой норы.

Дэвида вновь посетили старые мысли.

Чего только не приходится делать! И как противно все это!

Лошадь и всадник неслись вниз по лугу. Дэвид вжался в землю. Встать он не мог: у Альтмюллера был мощный фонарь с широким рассеиванием света. Если, перекатившись, залечь под поперечным бревном ограды, высокая трава сможет скрыть его от нациста, как, впрочем, и указать, где он спрятался, коль скоро она будет помята.

Если... Коль скоро...

Он сознавал, что теряет драгоценное время, предаваясь сейчас размышлениям. Высокая трава – лучшее, что может быть в данный момент у него, она укроет его. Но, спрятавшись в ней, он будет обречен на бездействие. А это никак не устраивало его. И он знал почему.

Он хотел быть охотником, а не дичью.

Он хотел видеть Альтмюллера мертвым.

Франц Альтмюллер был не из тех противников, которых можно оставлять в живых. От таких, как он, всюду исходит опасность: и в тихих монастырских кельях в мирное время, и на поле битвы, если разразилась война. Альтмюллер – заклятый враг всем и всему, это читалось в его глазах. И то, что он ненавидел его, Дэвида Сполдинга, объяснялось не верностью Альтмюллера избранному Германией политическому курсу, а исключительно уязвленным его самолюбием.

Альтмюллер видел, как у него на глазах рушится то, что он столь искусно создавал. Ему было ясно, что операция «Тортугас» обречена на провал. И повинен в этом тот человек, который сказал ему прямо в лицо, что презирает его.

Такого Альтмюллер никак не мог вынести.

Пощечин он не прощает.

Обидчик должен понести наказание!

Если бы Дэвиду и удалось сейчас ускользнуть от него, это мало что изменило бы. Альтмюллер стал бы терпеливо выжидать удобного момента, чтобы нанести ему удар. И не важно, где вознамерился бы нацист осуществить свой кровавый замысел: в Буэнос-Айресе, Нью-Йорке или Лондоне. Первой жертвой Альтмюллера стала бы Джин. Он пристрелил бы ее из винтовки с оптическим прицелом, или зарезал ножом, когда она шла бы среди толпы, или убил из пистолета с глушителем в тихую ночную пору. Так или иначе, но Альтмюллер непременно отомстил бы ему. Это было видно по его взгляду, который он бросил на Дэвида во время их встречи.

Сполдинг прижался к земле, когда лошадь домчалась галопом до середины луга. Охранники, находившиеся у конюшни, в четверти мили от Альтмюллера, направляли луч прожектора на то место, где в последний раз видели добермана.

Альтмюллер слегка натянул уздечку, сдерживая, но не останавливая лошадь. Вглядываясь пристально в землю, освещаемую перед ним прожектором, нацист осторожно продвигался вперед. В одной руке он держал повод, в другой – револьвер, чтобы сразу же выстрелить, как только обнаружит противника.

Внезапно по ту сторону пастбища, где располагалась конюшня, раздался оглушительный взрыв. Прожектор погас, и стало еще темнее, чем прежде. Охранники, бежавшие по лугу следом за Альтмюллером, остановились в нерешительности и затем, охваченные паникой, повернули назад. Толпясь возле изгороди, люди что-то кричали друг другу в испуге. Послышались одиночные выстрелы.

Но Альтмюллер продолжил свои путь. Если он и знал о том, что остался один, то не подал виду и, пришпорив коня, послал его вперед.

Лошадь, пробежав немного, неожиданно остановилась. Перебирая нервно передними копытами, она храпела в испуге и пятилась назад, не обращая внимания на команды Альтмюллера. Нацист пришел в бешенство. Он кричал в ярости на животное, но безрезультатно. Впереди валялся мертвый доберман, и запах свежей крови останавливал коня.

Заметив наконец лежавшую в траве собаку, Альтмюллер повел лучом фонаря налево, потом направо. Пучок света прошел над головой Дэвида. Когда Альтмюллер, натянув повод, повернул лошадь направо, туда, где находился Дэвид, Сполдинг решил, что сделал он это исключительно в силу инстинкта.

Нацист повел лошадь шагом, не стал гнать ее.

И тогда Дэвид понял, в чем дело. Альтмюллер продвигался вперед по следам, оставленным в траве кровью добермана, пропитавшей одежду Сполдинга.