— Хм, телеграмма. Какой странный способ подачи информации. А главное, про завещание она знает. Возмутительно! Завтра же уберу пункт про ребенка из завещания! Тая, я надеюсь, ты не восприняла близко к сердцу ту ерунду, что здесь написана?
— Как бы ни так. Подавать заявление отказывается, — хмуро взглянул в мою сторону босс.
— Так, милая, ты это брось! — загромыхал Данил Никитич. — У вас с Сашей все будет хорошо! Женю я беру на себя! Быстро отправляйтесь во дворец Бракосочетания и подайте заявление!
— А что вы сделаете? Украдете ребенка и будете его воспитывать?
— Хех, твоя идея достойна Оскара, Тая!
— Да как вы не понимаете?! — всплеснула руками я. — У Саши и его бывшей жены будет ребенок! Ребенку нужны оба родителя! Нельзя отнять у ребенка папу! Не получится у нас никакой семьи…
— Да с чего вы взяли, что ребенок мой?! — простонал Аверин.
Я всхлипнула.
Аверины растерянно переглянулись и бросились к моему рабочему столу.
— Тая, только не плачь…
— Да что ж это такое…
— Тая, я не буду с ней жить, даже если она родит тройняшек, и они все окажутся моими!
— Тая, не надо волноваться!
Они совали мне стакан с водой, чай с жасмином, бумажные платочки, а я никак не могла успокоиться.
— Кажется, придется перенести подачу заявления на завтра, — сев рядом со мной на стул для посетителей, понуро произнес Аверин. — Негоже, чтобы моя невеста плакала в такой торжественный момент.
— Саш, пока ты не разберешься с вопросом отцовства, между нами ничего не может быть. Не получится из меня счастливая невеста, если я отниму у ребенка отца. Прости.
Я сняла колечко с пальца и осторожно вложила ему в руку.
— Тая… ты не можешь так со мной поступить… — растерянно посмотрел на меня Аверин.
— Ты тоже не можешь продолжать жить так же, как жил до этой телеграммы. Если любишь меня, выясни все вопросы с бывшей женой.
— Так нечестно, Тая! Где эта чертова телеграмма? Дай ее сюда!
Он вырвал у меня из рук телеграмму и запихнул ее во внутренний карман пиджака, после чего шумно встал и хлопнул дверью своего кабинета.
Аверин-старший виновато взглянул на меня и развел руками. Я вытерла глаза бумажным платочком и уткнулась в компьютер. Все рухнуло.
Глава 43
Машина Аверина плавно подъехала к дому моей бабушки. Он не отпустил меня одну домой. Но весь остаток рабочего дня мы почти не разговаривали. И всю дорогу тоже молчали. У меня на сердце повисла тяжесть. Хотелось что-то сказать, но слова не шли.
— Тая…
Он положил руку на мое колено и с печалью посмотрел на меня.
— Не надо ничего говорить, Саш.
Я покачала головой и потянулась к дверце.
— Я хотел с ней побеседовать, но она почему-то упорно не берет трубку.
Сердце кольнуло болью.
— Саш, я больше не хочу о ней говорить.
— Не хочешь, значит, не будем.
Я щелкнула дверцей и уже собралась выходить, но он меня остановил.
— Тая! Я так не могу… Если не хочешь сейчас подавать заявление, то хотя бы надень обратно кольцо! Или я больше ничего для тебя не значу?
Я обернулась.
— Значишь. Но сейчас я хочу побыть одна. Мне слишком плохо, я не могу обсуждать наше будущее.
— Ну… скажи, хотя бы завтра мы сможем его обсудить?
— Я не знаю. Прости, я хочу побыть одна. Не звони мне сегодня, ладно? И не пиши тоже.
— Тая… Почему ты не допускаешь мысли, что ребенок не мой?!
— Потому что я привыкла ждать самого худшего. Прости, Саш. Будет лучше, если мы прекратим общаться до выяснения вопроса с твоей женой.
Я выбралась из машины и быстро захлопнула дверцу, не дав ему уговорить меня остаться.
Скрылась за калиткой, как последняя трусиха. Нет, я не могла больше его слушать. Слишком больно, слишком тяжело давалось мне осознание, что у него очень скоро появится ребенок, который не имеет ко мне никакого отношения.
— Тая, как дела? — встретила меня бабушка. — Можно поздравлять?
— Нет.
— Как, нет? Вы что, поругались?
— Я вернула ему кольцо.
— Почему?! Все же было хорошо!
— Его жена прислала телеграмму. У них скоро родится ребенок.
— Телеграмму?! Кто шлет телеграммы, если желает сообщить о ребенке?!
— Видимо, Евгения Аверина, — пожала плечами я.
Стянула с себя пальто, спрятала его в гардероб и понуро побрела наверх.
— Что за ерунда?.. — развела руками бабушка. — Пойду, позвоню Дане.
И она ушла звонить Данилу Никитичу.
Закрывшись в комнате, я, наконец, позволила себе расплакаться по-настоящему. Горькое разочарование от того, что он может вернуться к своей жене, нестерпимо жгло грудь.
Остаток вечера я просидела у телевизора в гостиной с коробкой мороженного. Не знаю, как в меня влез килограмм пломбира.
Бабушка тоже пришла в гостиную. Села рядом со мной на диван и взяла за руку.
— Тая, а что Сашенька тебе сказал по поводу жены?
— Что не станет с ней жить, потому что она его предала. А с ребенком, если окажется его, он сам еще не знает, как быть.
— Какая, однако, незадача… что же она молчала все семь месяцев?
— Я не знаю… Может, о завещании как-то случайно узнала и решила тоже получить свою долю.