Сдержать обещания. В жизни и политике

Мамина жизненная философия совершенно не отличалась от папиной. Она просто больше говорила об этом вслух. Папа меньше объяснял словами: у него мы учились, наблюдая за ним. Он терпеть не мог, когда люди помыкают другими людьми, которым в жизни повезло чуть меньше. Никогда не говори о деньгах, требовал он от нас. И он не выносил, когда злоупотребляли любого рода властью. Он никогда не поднимал руку ни на кого из нас. «Кто бьет маленьких детей, тот ничтожный человечишка, – говорил он. – Ни один мужчина не имеет права поднимать руку на женщину, никогда». Папа работал допоздна, но почти каждый вечер ему удавалось успеть домой к ужину, чтобы посидеть за столом с нами. Папа следил за тем, как мы ведем себя за столом, – наши манеры должны были быть безупречными, – а еще он старался говорить с нами о таких вещах, как нравственность, справедливость и равенство. Иногда он говорил о холокосте. Отец не мог понять, как можно преследовать людей за то, кто они есть. «Мир допустил ошибку. Когда Гитлер уничтожал евреев, мир бездействовал. Нам должно быть стыдно. Когда творятся такие преступления, каждый из нас обязан, – говорил он нам, – во всеуслышание заявить об этом».

Мои родители редко куда-то выбирались из дома, так что когда такое все же случалось, для них это было важным событием. И вот однажды они оставили нас с Вэл дома, чтобы мы присмотрели за Джимом и Фрэнком, а сами отправились на рождественскую вечеринку в автосалоне, где тогда папа работал менеджером. Владелец автосалона был большой шишкой. Выше шести футов ростом, он тянул слова, как резину, у него была куча денег в банке и полезные связи с политиками по всему штату. Он был из тех, кто «сделал себя сам»; на рекламных щитах его компании его называли «другом рабочего человека». У него был фирменный приемчик – он любил раздавать серебряные доллары. Так он одаривал всех выгодных клиентов. Клиентам-то ладно, но когда хозяин раздавал мешочки серебряных долларов и сотрудникам, папу передергивало. Такие поступки как-то портили образ друга рабочих. Папа обрадовался, когда хозяин фирмы решил устроить рождественскую вечеринку для продавцов, секретарей и механиков. Из шоу-рума убрали все автомобили, и там должен был играть биг-бенд. Мой отец любил биг-бенды. В тридцатые годы он неплохо играл на кларнете и саксофоне, а еще замечательно танцевал. Мама надела свое лучшее платье, и они ушли.

Родителей не было всего пару часов, праздник, должно быть, только начинался, но они вернулись. Родители пошли к себе в комнату. Папа молчал. На следующий день мы узнали, что папа остался без работы. Позже мама рассказала нам, что произошло. Во время ужина они сидели за столиком, из-за которого было видно танцпол. Танцы еще не начались, когда хозяин фирмы взял ведро серебряных долларов, высыпал его на пол и наблюдал сверху вниз, как продавцы, секретарши и механики шарят по полу, стараясь набрать мелочи. Папа на секунду замер, потом встал, взял маму за руку и вышел вон. Он уволился в знак протеста.

Тогда я еще не понимал этого, или не отдавал себе отчета, но в Мейфилде отец чувствовал себя, как рыба, выброшенная на берег. Мы переехали в этот район в 1955 году, раньше нас здесь успели поселиться только три семьи, а потом вокруг построили трех– и четырехкомнатные двухэтажные дома, где поселились семьи молодых специалистов, только начинавших работать в компании DuPont. Это были молодые люди с высшим образованием – химики, бухгалтеры, юристы. Мейфилд тогда тоже только построили, там еще не успели подрасти деревья, хотя все равно условия были лучше, чем в Бруквью-Апартментс. Но для этих молодых людей это был лишь проходной этап: они поднимались по карьерной лестнице, и впереди их ждали солидные должности, машины побольше и дома попросторнее. Работать в DuPont значило обеспечить себе надежный доход сегодня и с уверенностью смотреть в будущее. Все остальные отцы в нашем районе носили зажимы для галстука, на которых в маленьком овале красовались буквы DuPont. Отцы, работавшие в DuPont, любили повторять: «Овал о тебе позаботится». Помните, как раньше говорили: «В Allstate ты в хороших руках».

Я всегда понимал, что мой отец предпочел бы не работать на чью-то компанию. Он предпочел бы иметь собственное дело. Но он, казалось, был ничуть не меньше уверен в своем будущем, чем остальные отцы. Мы здесь только на время, говорил он о нашем доме на Уилсон-Роуд. Мои братья, сестра и я в те дни чувствовали себя в полной безопасности. Америка будто рождалась заново для нашего послевоенного поколения. Строились новые дома, новые школы, появлялись новые модели автомобилей, новая бытовая техника, новые телевизоры и новые телешоу, где показывали таких же обыкновенных людей, как мы. Все это не вызывало у нас никаких опасений. Нужно ли было в Мейфилде страшиться вторжения коммунистов? Скорее в нашем любимом детском телешоу на ужин заявится сам Никита Хрущев.