Сдвиг

Моргантхау? Имя показалось ему знакомым. Он вспомнил: его называл директор во время встречи перед поездкой; БК подумал: не может ли он и Мельхиор оказаться одним лицом?

— А где сейчас агент Моргантхау?

— Я оставил его с Форрестолом и девушкой в коттедже. Дело в том, агент… извините, как, вы сказали, вас зовут?

Девушкой? Ни Гувер, ни Мельхиор ничего о ней не говорили.

— Геймин, — рассеянно ответил БК, назвавшись именем матери. — А кто…

— Пожалуйста, агент Геймин… — В голосе Лиари зазвучали твердые нотки. — Сначала небольшая лекция, вопросы потом. Выслушайте меня.

После разглагольствований в поезде Мельхиора БК вовсе не прельщала перспектива выслушивать еще одну лекцию. Но его внимание настолько поглотили окружавшие их темные деревья, что он промолчал.

— Итак, начнем. Наша работа в «Касталии» связана с нейронным восприятием окружающего мира человеческим существом. Проще говоря, его чувствами. Если бы часть мозга, отвечающая за сознание, должна была перерабатывать всю информацию, которую получает при помощи чувств, то ее объем оказался бы настолько гигантским, что мы не смогли бы передвигаться или кормить себя, не говоря уж о таких сложных моторных задачах, как подниматься по лестнице, играть на виолончели или создавать скульптуру, подобную «Вратам ада» Родена. Какую-то поступающую информацию нужно игнорировать. Причем не определенную ее часть, а основную. Этот процесс отбора начинается с момента, когда мы покидаем утробу матери, и заканчивается со смертью. Он настолько пронизывает всю нашу жизнь, что ее вполне можно назвать процессом отторжения информации, а не сбором ее.

— Хм… — БК не знал, как реагировать. — Разумеется. — Солнце скрылось за темной стеной деревьев и запущенным особняком, и наступающий вечер замер в одухотворенных сумерках. Обступавшие со всех сторон черные как смоль стволы деревьев, похожие на покрытые копотью колонны Месквиты, лишь усиливали это впечатление.

БК остановился.

— Что-то не так? — Несмотря на сумерки, голубые глаза доктора блеснули, как если бы он разыгрывал над БК какую-нибудь шутку.

— Нет, ничего, — ответил БК, но доктор продолжал вопросительно смотреть на него. — Просто мне пришло в голову одно слово. — Все тот же вопрошающий взгляд. БК вдруг вспомнил, что у доктора была степень по психологии. Он не любил психологов почти так же, как и представителей богемы. — Мес-квита, — пояснил он, видя, что Лиари не трогается с места. Он произнес это по слогам, как ребенок, споткнувшийся при чтении на неизвестном слове, значения которого, понятно, не знал.

— По-испански это означает «мечеть», — проговорил доктор, будто читая его мысли. Он бросил взгляд на деревья. — Месквита — это Кордовская соборная мечеть, знаменитая сотнями колонн, которые поддерживают свод зала для моления.

— Да, конечно, — кивнул БК, но доктор продолжал смотреть на него. — Я… не помню… чтобы слышал это слово раньше. — Но дело было не в этом. Он никогда не слышал об этой мечети, не представлял, как она выглядела, но понимал: доктору откуда-то это тоже известно.

Однако доктор согласно кивнул и, повернувшись, стал углубляться в лес. Темные стволы обступали их все плотнее, и вдруг БК понял, что не знает, в каком направлении остался дом. Ему стало не по себе, и он поспешил за доктором.

— Некоторое время назад, — продолжил доктор, когда БК его нагнал, — психиатры высказали предположение о существовании некоего мозгового «чистилища», в котором информация, поступающая от органов чувств, разделяется на нужную и ненужную. Этот информационный центр они назвали «Вратами Орфея». Помните, Орфей спустился в царство мертвых, чтобы спасти свою жену Эвридику, которая умерла от укуса змеи? Ему не удалось осуществить задуманное из-за того же любопытства, что погубило жену Лота, а когда он вернулся назад, его растерзали на части менады. Это может показаться слишком суровым наказанием для скорбящего вдовца, но менады служили Дионису, а того самого расчленили и съели, а потом он возродился в еще более могущественного бога. Без сомнения, эта история не осталась без внимания некоего еврейского юноши, который бродил по римской провинции под названием Иудея пять веков спустя. В качестве верховного жреца Диониса Орфей был посвящен в мистерии, к которым приобщился во время пребывания в царстве мертвых. Римское имя Орфея — Вакх, и, понятно, большую часть следующего тысячелетия его последователи утверждали, что оргии-вакханалии с возлиянием, сексом и насилием позволяли приобщиться к этим мистериям.