Сдвиг. Как выжить в стремительном будущем

Наконец, краудфандинговые сайты, такие как Kickstarter и Indiegogo, создали очень слаженно работающие платформы получения средств для разработки чего угодно — от небольших арт-проектов до крупных бытовых устройств. Таковы реальные примеры эмерджентности в действии. Они позволяют создателям проверять валидность уникальной информации — бутылка для воды превращается в водяной бластер Super Soaker! — среди большой группы потенциальных потребителей. Подобный «встроенный» социальный аспект делает краудфандинг полезной вещью даже для проектов, имеющих венчурный капитал или иные источники финансирования, и бесценной для тех, которые этого не имеют. Быстрый успех на краудфандинговых сайтах — это еще и сигнал для профессиональных инвесторов, что проект входит в резонанс с общественностью, обеспечивая новаторам возможность доступа к источникам капитала, которые иначе оставались бы для них недосягаемыми[74].

С капиталом под рукой наши новаторы-предприниматели могут с легкостью расширить свои ресурсы и найти те, которых им недоставало, при помощи краудсорсинга. Вместо того чтобы нанимать большие команды инженеров, дизайнеров и программистов, стартапы и отдельные лица могут войти в глобальное сообщество фрилансеров и волонтеров и получить навыки, которых им не хватает[75].

Еще один важный компонент при переходе от авторитета к эмерджентности — распространение бесплатного и недорогого онлайнового и муниципального образования. Сюда входят не только формальные занятия в классах, как edX[76], но и образовательные веб-сайты, такие как Khan Academy[77], практикумы в «комнатах хакеров» и «рабочих пространствах», а также неформальное коллегиальное наставничество, которое осуществляется онлайн или лично. Чем больше у людей возможностей для обучения новым навыкам, тем легче им освоить дух инновации[78].

Все эти достижения создают де-факто систему, в которой люди по всему миру свободны учиться, проектировать, разрабатывать и принимать участие в актах творческого неподчинения. В отличие от авторитарных систем, которые допускают только отрывочные изменения, эмерджентные системы способствуют нелинейному обновлению, которое сможет быстро реагировать на ускоренные перемены, свойственные сетевой эпохе.

* * *

Среди наиболее недооцененных качеств великого ученого числится искреннее желание выглядеть невеждой.

В конце 1995 года Том Найт, изобретатель нескольких ключевых технологий в компьютерных разработках и основатель публичной компании, был старшим научным сотрудником в MIT. Но в один сентябрьский день он обнаружил, что сидит в аудитории в окружении недорослей, где читают начальный курс биологии. «Думаю, они задавали себе вопрос, что это за чудаковатый дяденька, — усмехается Найт. — Но мне нужно было научиться отличать один конец пипетки от другого»[79]. (Лабораторная пипетка — это очень утонченный вариант глазной пипетки.)

Найт осознавал центральный факт наступающего века: биология — это технология. Но он был одним из немногих, кто это знал. Найт получил докторскую степень за проектирование интегральных схем — технологию, которая управляет всем, от вашей машины и компьютера до вашего будильника. К 1990-м годам он осознал, что кремниевым чипам приходит конец. «Можно было предвидеть, что к 2014 году или около того закон Мура упрется в потолок». Наблюдение, гласящее, что количество транзисторов на данном конкретном чипе удваивается каждые пару лет, продержалось более 50 лет, однако «в итоге, как можно видеть, оно столкнулось с законами физики». Другими словами, транзистор может составлять вот столько атомов в ширину. Случилось так, что предсказание Найта оказалось верным, и в последние годы кривая закона Мура приняла форму плато.

«Было ясно, что нам необходимо уходить от физической сборки объектов (а именно так мы изготовляли полупроводники) к химической». А лучшая химия в мире, как он понимал, творится на клеточном уровне. И Найт решил, что самым вероятным преемником интегральных схем будет живая клетка: «Я решил, что пора переквалифицироваться в студенты-биологи».

Найт всегда считал биологию невероятно беспорядочной наукой. «Предположение, из которого я исходил (и к которому, думаю, пришли все инженеры в мире), состояло в том, что жизнь так невероятно сложна, что любой в здравом уме должен поднять лапки кверху и воскликнуть: “Оставь надежду”». Но внезапное открытие изменило его мышление: коллега дал ему почитать работу биофизика Гарольда Моровица[80].

Официальная «вертикаль власти» в биологии такова: «Мой организм намного сложнее, чем ваш». Финансирование и престиж строятся по той же схеме. Но Моровица не интересовали эукариотические, или многоклеточные, формы жизни. Вместо этого он посвятил свою многолетнюю карьеру изучению происхождения жизни на Земле, что означало внимание к простейшей из жизненных форм — скромной одноклеточной Mycoplasma.