Сдвиг. Как выжить в стремительном будущем

Паровые двигатели, использовавшиеся на фабриках конца XIX столетия, обязательно были укреплены на большой центральной оси, которая соединялась с турбиной. Проводя исследования на первых электрифицированных фабриках, экономист Пол Дэвид обнаружил, что проектировщики фабрик продолжали безо всякой нужды собирать электродвигатели в центральный кластер, даже составляя план новой фабрики с нуля. В результате новшество, которое должно было повысить производительность, не давало абсолютно никакого эффекта. Понадобилось тридцать лет, чтобы управляющие начали использовать потенциал гибкости, который обеспечивали электродвигатели, и планировать организацию фабрик в соответствии с рабочим процессом, тем самым удвоив и даже порой утроив производительность[7].

Наша эра тоже не имеет такого иммунитета. В 1977 году Кен Олсон, президент одной из самых крупных и успешных компьютерных компаний в мире — Digital Equipment Corporation, — публично заявил, что «у частных лиц нет ни единой причины держать дома собственный компьютер»[8]. При этом убеждении он оставался все восьмидесятые годы прошлого века — еще долгое время после того, как Microsoft и Apple доказали его неправоту. А тридцать лет спустя бывший глава Microsoft Стив Балмер сказал в интервью изданию USA Today, что «нет ни единого шанса, что айфоны смогут завоевать хоть сколько-нибудь существенную долю рынка»[9].

* * *

У этих анекдотов, удивительных и забавных на свой лад, есть особая цель, и она заключается совсем не в том, чтобы обрушить град насмешек на давно почивших изобретателей Америки. А суть такова: все мы делаем ошибки, гадая на кофейной гуще новых технологий; всех нас слепит назойливый свет общепринятых систем мышления. Мир сильно изменился — и эта книга не что иное, как хроники радикальных перемен, — но наш мозг по-прежнему остался тем органом, который верил, что автомобиль — всего лишь скоротечная забава, а огонь, коль скоро об этом зашла речь, всего лишь технология, предназначенная нас согревать и производить причудливые тени на стенах пещеры.

Наша книга исходит из фундаментальной предпосылки, что любой период в истории человечества характеризуется набором общих систем допущений и верований. Речь не идет о мнениях или идеологиях; нет, за ними кроется другой набор идей — допущений, которые носят бессознательный, или, точнее, предсознательный характер: сила лучше, чем слабость; знание лучше, чем невежество; индивидуальный талант предпочтительнее простого отличия. Представим на секунду, что ваши мнения, ваши политические убеждения, все ваши осознанные идеи о мире и вашем месте в нем — это мебель, расставленная в доме. Вы приобретали эти предметы мебели вполне осознанно в течение долгого времени, отвергая одни, сохраняя другие и приобретая новые по мере нужды. Но эта книга рассказывает о чем-то еще — о структуре, состоящей из балок, стоек и перекрытий, которые служат опорой для ваших сознательных идей. Иными словами, эта книга не о том, что вам известно; она о ваших знаниях, о которых вы не подозреваете, и о том, почему так важно подвергать сомнению эти проблематичные допущения.

Французский философ Мишель Фуко считал, что подобная матрица верований, предрассудков, норм и соглашений составляет набор правил, которые управляют нашим мышлением и, в конечном счете, решениями, которые мы принимаем. Он назвал это явление «эпистемой» и считал, что определенные исторические периоды можно идентифицировать согласно подобным системам мышления, аналогично тому как археолог идентифицирует исторические слои по типу посуды, которой пользовались в те времена[10]. В классическом труде «Структура научных революций» американский философ Томас Кун именовал такие всеобъемлющие системы верований «парадигмами»[11].

Тщательно изучив эволюцию научной мысли и практики в предшествовавшие столетия, Кун идентифицировал паттерны, согласно которым научные дисциплины — например, химия — приспосабливались к новым идеям. Он увидел, что даже самые осторожные ученые склонны игнорировать или ложно интерпретировать данные, чтобы поддержать «когерентность» господствующей парадигмы, отделываясь поверхностными объяснениями аномалий, которые есть не что иное, как первые признаки тектонических сдвигов в научной теории. К примеру, физики ньютонианского толка демонстрировали впечатляющие чудеса научной акробатики, толкуя аномалии астрономических наблюдений, которые в итоге вызвали к жизни теорию относительности Эйнштейна. Подобные смещения — научные революции, или то, что Кун именовал «сдвигами парадигмы», — сменялись краткими периодами хаоса, а те (со временем) — стабильностью, когда вокруг новой парадигмы формировался новый научный консенсус[12].