Сдвиг (СИ)

Среди таарцев появились две шаманки, одна из них оказалась так стара, что казалось даже порыв ветра способен лишить её жизни. Молодая шаманка вела старуху прямо к костру, рядом, с которым опустились на землю Йолин и двойник.

-Не простую судьбу ты выбрала девочка, - с трудом произнесла старуха, обращаясь к Йолин.

-Я следую дару как ты и учила наставница.

-Да… Мрачные времена близятся…

-Госпожа пора приступать к испытанию, - напомнила молодая шаманка.

Старуха устало окинула взглядом лица стоящих рядом.

-Все равны перед Истиной.

Каары мгновенно смолкли, смиренно опустив глаза.

-Вождь Альзар обвинил дочь в том, что ей овладели нечистые духи. И этот человек причина, - палец шаманки указывал на Жнеца. – Бессмертные воины Этан-Даарга свидетели тому. Пусть испытание начнётся.

Из толпы вперёд шагнули три шамана.

Двое из них в руках держали глиняные чаши, наполненные чёрной маслянистой жидкостью.

Шаманы приблизились к коленопреклоненным Костуну и Йолин.

-Вэрра – очистит ваш разум и погрузит в мир духов. Вернётесь вы оттуда или нет, зависит только от вас.

Дочь вождя безропотно сделала глоток из чаши. Костун последовал её примеру. Понадобилось несколько минут, чтобы оба испытуемых опустились на землю, словно мёртвые.

Улитка мог бы поклясться, что грудная клетка обоих не вздымается.

-Они ещё живы? – вытирая пот со лба, тихо спросил мародер у Асты.

-Вэрра погружает в очень глубокий сон, сердце почти перестаёт биться, всё решится за ближайшие полчаса, провести больше в этом состоянии значит обречь себя на верную смерть. Колдуны же будут удерживать их души в месте, что мы называем Таан-Веда – мире духов. Если они не смогут найти оттуда выхода, это будет означать, что они одержимы. Души попавшие туда обычно не возвращаются, но все мы после смерти проходим через него на пути к Великому Костру. Задержаться в Таан-Веда значит обречь себя на вечные скитания по миру духов. Участь, которую никто не заслуживает.

-Ему ты об этом рассказал?

Старейшина тяжело перевёл дух.

-Когда я рассказывал ему об испытании. Он был совершенно не отличим от курга Костуна… Неужели это правда он?

-Заклятья тавматургов очень могущественны, но какой бы силой они не обладали, чтобы коснуться души другого человека они должны получить согласие. Чтобы Жнец не сделал, Костун позволил ему это. Наверно по-другому быть и не могло, - вставил Диал.

-Значит совесть курга Улитки чиста, - с сомнением сказал старейшина.

-Боюсь, что мы просто не оставили ему иного выбора, - мрачно уронил Улитка.

Таарская культура до краёв наполнена ужасами, и львиная их часть приходится на кровавые ритуалы, опутывающие жизнь любого уроженца Гролл-Таара с колыбели до погребального костра.

Северий Суатрак, «История Черепов»

Мир сжимался и расширялся в безумном танце, сводящем с ума, Костун не мог понять, где он и кто он. Вопросы роились в голове как стая надоедливых насекомых, но не на один не находилось ответа.

Мародер открыл глаза и тут же с ужасом зажмурился.

В глазах отпечатался причудливый узор неба, яркий и меняющийся, словно клубок тысяч разноцветных змей. Куда он попал? Что с ним произошло?

Мародер рефлекторно попытался использовать когнитивные заклятья брони, но мета-броня не отозвалась. Костуна скорчило от охватившего его страха.

В глубинах сознания зарождался чудовищный гнев. Что с ним такое? Почему он не может даже пальцем пошевелить?

Мародер пытался взять себя в руки, и сбросить наваждение.

Костун осмотрелся кругом. В странном он оказался месте.

Первым в глаза бросалось небо. Разноцветное, меняющееся, должно быть невероятно красивое, но у мародера оно не вызывало никаких чувств кроме тревоги. Три солнца висящих в этом небе приводили мародера в замешательство. Казалось удивительным, что он всё ещё жив, а не сгорел от жара. На самом деле он даже не вспотел. Насколько хватало глаз, кругом простирались только песчаные барханы. Ни одного строения, дерева или просто травинки до самого горизонта, только один красноватый песок.

Мародер с ужасом понял, что совершенно наг, рядом с ним без чувств лежала красивая молодая таарка, тоже без лоскутка одежды на теле. Костун подошёл к ней проверить, жива ли та, пульс хоть и слабый, но ясно прощупывался. Он попытался привести её в себя, но девушка не просыпалась, чтобы он, ни делал.

Инстинкт подсказывал, что задерживаться на одном месте опасно.

Костун взвалил таарку себе на плечи и пошёл вперёд к одному из трёх солнц, так по крайне мере он будет знать, что движется в одном направлении.

Сначала шаги давались с трудом, потом стало легче, скоро мародер даже перестал чувствовать вес девушки на плечах. Движение ненадолго подарило покой, до тех пор, пока в голову снова не проникли мысли о том, как он оказался в пустыне, с тремя солнцами.

Костун почти ничего не помнил, разум, словно прибывал в тумане, искажающем всё – предметы, понятия и даже сами мысли. Воспоминания смешались в калейдоскоп непонятных картин, оборванных чувств и далёких сожалений.