В семь часов они расстались, а в девять дисциплинированные друзья уже стояли перед Алиной дверью.
Быстро накрыв на стол, друзья начали прощальную вечеринку. Они пили за знакомство, за чувства, желали друг другу всего хорошего. Даже пытались шутить и смеяться. Но ни шутки, ни крепкие напитки уже не могли полностью разбавить горечь скорого расставания.
В одиннадцать часов Остап откланялся.
– Извините, обожаемая леди, больше не могу разделять ваше общество! Завтра утром за руль. Огромное спасибо, Аличка, за те сладостные мгновения, которые я незаслуженно, испытал в твоем обществе. Береги себя и будь счастлива!
Он нежно прильнул к ее губам, расцеловал руки и обратился к другу.
– Завтра в четыре выезжаем, контролируй время! До свидания, Аличка!
– До свидания, Остап! Будь счастлив!
Остап нехотя покидал эту, ставшую почти родной, уютную квартирку. Он специально уходил пораньше, тем самым давая возможность другу насладиться обществом своей возлюбленной. Остап ясно понимал, что его здоровое влечение к этой взрослой женщине, просто ничто, по сравнению с тем чувством, которое испытывает Богдан.
Хорошо пройтись по грани этого чувства, но не дай Бог попасть под его жернова. И имя этому чувству – Любовь! Да, да! Та самая Любовь, о которой сумасшедшие поэты могут бесконечно слагать стихи, композиторы сочинять божественные мелодии, а одурманенные художники ваять гениальные полотна.
Богдан оценил поступок друга. Как только за ним закрылась дверь, он прижал разомлевшую от вина Алю к груди и томно прошептал ей на ухо.
– Позволь, напоследок, испить тебя до дна божественная Альбина!
Одежды беспорядочно разлетелись по полу, они слились голыми телами, обмениваясь своими мощными энергетиками. Богдан с жаром впился в ее алые губы, поднял и насадил на свой грандиозный кол. Он хотел чувствовать ее тепло, ощущать сверхблизость. Аля ловко руками обвила его могучую шею и по-обезьяньи закрепилась на талии, ожесточенно двигая бедрами. Пусть бы он ее пронзил хоть насквозь, сегодня ей было абсолютно все равно. Она извивалась на нем, терлась об него всем телом, с жаром отвечала на его поцелуи. Они, как будто, объявили соревнование, кто сегодня сделает друг другу приятнее.
Пусть последний раз! Но эта ночь останется в их памяти навсегда, смешанным мускусным запахом их перевозбужденных тел, сладострастными стонами, умоляющими всхлипами и восторженными выкриками, каскадами самых изысканнейших взаимных ласк, салютами ярких оргазмов, полетами за грани бытия и блужданиями в спокойных туманных долинах!
Каждый из них, отдавал себя другому партнеру полностью, до последней частички, до мельчайшей молекулы. К двум часам душной ялтинской ночи, они совершенно обескровленные лежали на перевернутой к верху дном постели.
… В половине третьего Богдан поднялся, посмотрел на свою, такую близкую и такую далекую возлюбленную. Он любовался ее распластанным телом и разметавшимися по белой простыне волосами. Все это в полосках, пробивающегося из соседней комнаты, света казалось совершенно фантастическим. Он еще раз поцеловал ее искусанные в кровь губы, раздвинул ноги и напоследок припал к ее розовому бутону, целуя и фиксируя его неповторимый запах в своей подкорке. Потом вышел из комнаты не оборачиваясь, выключил на веранде свет и плотно закрыл за собой входную дверь.
В состоянии полной прострации он добрался до отеля. Остап уже проснулся и прогревал машину. Богдан поднялся в номер, взял еще с вечера приготовленный чемодан, уладил вопросы на ресепшене и, забросив вещи в багажник черного «Ауди», безучастно уселся на первое сидение.
– С Богом! – перекрестился троекратно Остап, нажимая на газ и увозя друга от греха подальше…
…Аля проснулась в девять часов и не сразу припомнила, что было ночью. Она улавливала еще не до конца выветрившийся запах мужского парфюма и отрывки безумной феерии пронеслись у нее перед глазами. Потом она встала и прошла на веранду, толкнула дверь и обнаружила, что та не заперта…
Легкий беспорядок на столе, недопитое вино, поникшие розовые головки в букетах, напомнили о вчерашнем. Аля принялась за уборку и вдруг на кухонном столе обнаружила маленькую коробочку, обтянутую вишневым бархатом, стоящую на белом листе, на котором угловатым мужским почерком было написано: «Аличка, прости! Спасибо за все! Будь счастлива! Помни о нас!».
Аля открыла коробочку, оттуда на нее смотрели две изумительные сережки, с крупными изумрудами посередине в обрамлении россыпи мелких бриллиантов. Аля не сдержалась и заплакала навзрыд, сползая по стенке холодильника: «Не хочу я эти сережки! Богдана хочу! У-у-у! Богдана хочу!».
Она как маленькая капризная девочка сучила ножками, пускала пузыри и давилась потоками собственных слез… Через полчаса рыданий, ей немного полегчало, она вытерла кухонным полотенцем распухшее от слез лицо, собрала разбросанные по полу сережки, легла на кровать, положила их на грудь и тупо уставилась в телевизор. Так она пролежала до вечера, потом выпила полбутылки оставшегося рубинового вина и провалилась в бредовый ночной сон.