Сеанс длиною в жизнь (СИ)

   Практически в двух шагах от туалета, прямо на снегу у сарая, свернувшись калачиком в том месте, где когда-то была огромная куча навоза, кто-то, тяжело дыша, пытался что-то сказать. Это не был зверь, и не волшебное, сказочное, внеземное существо. Это не была галлюцинация. Это был человек.

   Я просто замерла на месте, лишь глаза болезненно косились в ту сторону. Все происходило очень быстро и первая мысль - «Доложить о находке расположившимся в доме «нашим»», сменилась другой - «Господи, а если где-то далеко, точно так же замерзает на ледяном снегу мой отец? Если он молит о помощи, а вокруг ни души? Либо все просто обходят его стороной, либо он просит о помощи на территории врага…»

   Мысль еще не до конца созрела в голове, как отбросив все сомнения, я бросилась к «находке».

- Битте… битте… -  оказавшись совсем рядом, услышала я, что с немецкого означает «пожалуйста».

   Весь окровавленный, в разодранной в клочья немецкой форме, у нашего сарая просил о помощи ВРАГ. ВРАГ, которых я ненавидела с той искренностью, с которой только могла. ВРАГ, которых я проклинала бессонными ночами и всякий раз мечтала о их бесчисленных смертях. ВРАГ, благодаря которым я должна выживать в этом аду, когда сердцу хотелось счастья, любви, покоя.

   Я упала рядом с ним на колени, пытаясь сообразить - «Что делать дальше?». Сердце в груди, казалось, вот-вот выпрыгнет и именно оно подсказало, как мне поступить. Ответ нашелся тогда, когда он из последних сил сжал мою руку, и я рискнула взглянуть ему прямо в лицо. Он плакал.

   Враг, который возможно убил не одного моего односельчанина, не одного моего соотечественника, а возможно даже от его руки где-то там умирает отец, просто плакал. В нем не было ничего вражеского и ни капли ненависти, только слезы. Он был беспомощен на столько, что даже я, девчонка, запросто могла его прикончить. Но в то же время он был беспомощен на столько, что такая девчонка как я, просто не могла не помочь испуганному загнанному человеку. В ту ночь я не видела перед собой врага, я видела человека, которому страшно было умирать.

- Сейчас я вам помогу, - шептала я, когда пыталась поднять с виду худосочного, но, как оказалось, очень тяжелого парня.

   Поняв, что все не так просто, я молнией сбегала в сарай и нашла там кусок брезента. Аккуратно расстелив его на земле, я перевернула солдата с одного бока на другой, и уже спустя несколько минут, старательно тащила его в сарай.

   Когда я заволокла его в загон для свиней, которых у нас давным-давно не было, он тяжело дышал и чуть слышно постанывал. До сих пор не понимаю, откуда в те минуты у меня взялись силы. Набрав в охапку самого чистого, который только смогла найти, снега, я тщательно смыла всю кровь, на всех просматриваемых местах. С его лица, шеи и рук. Затем разорвала собственную ночную рубашку, и без того похожую на лохмотья, и перевязала все места, где моментально выступила свежая кровь.

- Я накрою тебя соломой, чтобы ты не замерз. А завтра, с утра пораньше, принесу что-то поесть и кое-какие отцовские вещи. Ты только не умри. Дождись.

- Данке, - «спасибо» с немецкого, услышала я.

   Не зная, понял ли он хоть слово из того, что я ему говорила, я вынуждена была покинуть свою находку. Но «данке» с таким трудом давшееся этому немецкому солдату и чуть заметная благодарная улыбка, не дали мне сомкнуть глаз до самого утра. «Он ведь просто человек, которому больно, и которому нужна моя помощь» - эта мысль не давала мне покоя. Я изо всех сил пыталась оправдать свои действия, которые в те времена были ничем иным, как «измена родине». За что полагалось соответствующее наказание, о котором знал весь советский народ от мала до велика - расстрел. Но, как ни странно, меня это в ту ночь волновало меньше всего.

   Стоило первому свету попасть к нам в маленькие, закоптившиеся от курева и сажи окошки, как я вскочила на ноги. Тихонько, чтобы не потревожить лишний раз все еще мирно спящих в соседней комнате солдат советской армии. Еще тише, чтобы не разбудить спящую на кухонном полу маму. Я проворно засуетилась на кухне, лишь надеясь на то, что мои старания не окажутся пустыми и солдат все еще дышит.

   Пожитков у нас было не много – каша пшенная да килька с квашеной капустой. То, что приносили с собой в пайках солдаты, а мы с мамой готовили. То ли дело, когда нас захватили немцы, у тех и колбаса в наличии имелась, и хлеб вкусный, и мясо в ежедневном рационе. Супы мы с мамой на протяжении дня варили по нескольку раз, особенно в холодное время, но на второй день никогда ничего не оставалось.

   Завернув в тряпку миску с остатками вчерашнего второго, набросив на свою фуфайку еще и старую шинель (одного из солдат, который так и не вернулся с поля боя) я решительно направилась в сарай.