Сеанс гипноза

Да, двери салонов были открыты для приемного сына царя, но вскоре ходить туда он не смел. Износилась одежда, а в потертом платье среди расфуфыренных аристократов, презирающих бедность, неловко появляться. Это не Россия, где плевать на одежду, лишь бы умишко имелся, где сам Петр хаживал в заплатах. Это Париж, где мода изменчива, а вкусы изысканны. Правда, дамы были не столь щепетильны, особенно по ночам. К тому же они иногда поили шампанским, а шампанского Абрам мог запросто ведро выпить, и кормили всякой дрянью: бисквитами и шоколадом.

Вот когда он пожалел о колечке с изумрудом, отдать целое состояние за паршивую возню на канапе! Иногда удавалось стащить на рынке початок кукурузы, головку салата, но он же, в конце концов, не кролик! Желудок и кишки требовали: дай, дай, дай… Забросить туда кусок мяса удавалось не всегда, а от капусты и салата только больше в животе урчало.

Несчастный случай отменяется

– А по коридору идет наш Мерс (Мерс – кличка хирурга Артура Ивановича от «Мерседеса», он так на него похож). Широкий шаг и развевающийся халат отождествляют его с божеством ветра… или огня… или еще какой неизвестной стихии.

Валя, операционная сестра, войдя в ординаторскую, пропела сообщение об Артуре исключительно для Женьки, изучающей в зеркальце новую помаду на губах, не оставляющую следов, как говорилось в рекламе. Ольга, врач-хирург тридцати двух лет, не хватающая звезд с неба, листала со скуки журнал. Больше никого не было, можно всласть посплетничать.

– Артур Иванович? Он же отпросился на три дня, – сказала Ольга.

– Не знаю, не знаю. Его спутать с другим мужчиной невозможно, – так же нараспев, ответила Валя.

Женька спешно принялась наводить марафет: бегло осмотрела лицо, взбила густую челку, встала, оправляя халатик, стянутый на талии поясом.

– Не спеши чистить перышки, – промурлыкала Валя, – он не сюда направил стопы, к Старперу.

Старпер – завотделением Георгий Денисович, человек настроения, вредный, деспотичный, с допотопными взглядами. Обновив медперсонал (многих сотрудников отправил на пенсию, но не себя, разумеется), он сменил старых на молодых, которыми легче управлять. Некоторых, как ходят слухи, принял на работу за определенное вознаграждение. Особую лютость проявлял в отношении одежды. Во-первых, он требовал от медперсонала носить белые халаты, давно ставшие неактуальными, считая, что в больнице все должно быть стерильно, следовательно, цвет тоже. На операцию – пожалте, надевайте сине-зеленую униформу, а за стенами операционной – нет, и точка. Во-вторых, он непримирим в отношении коротких халатиков:

– У меня (У меня! Каково?) не подиум, – выступал Старпер перед строем молодых, большей частью длинноногих девушек. – У меня тяжелобольные, прикованные к постелям люди. Ходите тут своими ногами! Руки поднять не можете – белье сверкает. О чем думает больной мужчина, глядя на вашу нижнюю часть? Да, да, о том самом! А ему покой нужен. Удлинить до колен! Нет, ниже колен. Оборку пришейте. Чтобы завтра же…