— У торенку! К зачурованным краям шишуг и отяп, а посем у град Гарки! И стоило ему то прогамить, аки не мешкаючи егойна рать, до тех самых пор хранящая отишие, ожидаючи повелений, пришла у движение и тронулась вслед за Рамом и Каси, который днесь вышагивал сторонь свово отца, как стягоносец, у дивны-придивны земли собратьев и ворогов Гуши. Чрез полтора дня достигли зачурованных мест шишуг и отяп. Ковыльны луговины, кои кадытось зачинались от реченьки Ковыльки, нынче не приветствовали странников своими витиеватыми волосками, не колыхали по ветру серебристыми кудерьками, и тама окромя сухой поросли сиротливо обожённой летним жаром ничавось вяще не зрелось. Занеже наступивший верасень, первый овсенний, месяц унёс усю летню лепоту эвонтих мест, окрасив пожню у бурый цвет. Потрюхав к кипучим водам Ковыльки и неширокому мостку, остановились. Борилка спешившись с Рама сошёл с торной полосы и ступил пряменько у сухостой невысоких трав, оно аки видывал он то чё не могли покамест узреть его скоробранцы. Кострубонька, один из коих не явилси ко граду летаглов на смык, тяперича ж возвышаясь стоял посредь той елани, а за ним толпилась орава духов пожней и луговин. Боренька подойдя к Кострубоньке ближее, встал стоямя и всмотрелси у пришедших духов. А тех прибыло оченно многось…. многось… И были тама стары знакомцы мальца, а иные, больча часть оных, доселе тока произносимая у бероских преданиях. Луговые дедки, схожие с тем, который подарил отроку кады-то веночек чем и упас от злобного Цмока, поместились единой гурьбой, маненькие старички весьма корявенькие с горбатыми спинками и ковыльными колосьями заместо волосьев на главе, бородушки и вусах. Облачённые у длинны льняны рубахи белые або серые да подпоясанные стебельками полыни, со плётёными веночками на округлых головушках идеже меж стеблей ковыля, полыни и солянки гляделись цветы васильков, лютиков, белоцвета и материнки. Недалече от Луговых дедушек расположилися младши братцы тех духов— Межевики, кые берегли невспаханну полосу земли средь пашнями, следили за работающими у полях хозявами, те духи каковые засегда вустанавливали и поправляли вершки на меже. Межевики до зела походили на своих старчих братцев, будучи такими ж маненькими и горбатенькими, токмо кожа у них была не бело-прозрачной, а почитай чё чёрной, да занамест волосьев росли зеленоваты побеги сорных трав, заполняющих земли промаж пашни. Ихни длинны рубахи были яро-зекрого цвету, а пояском служили один-два долгих перьплетённых меж собой стволов колкой крапивы, чё ащё величалась жигачка, по стеблю каковой проходили, выпирая упредь и вроде вустремляя на ворога, беловаты жгучи волоски. Середь духов Межевиков просматривались Обилухи, словно жирухи бабёнки с выпученными животами, будто чавой-то тока… тока проглотившие. На главе тех духов топорщились у разны сторонки мякины-останки колосьев, стеблей, верно, отставленных опосля молотьбы. Обилухи сохраняющие посевы и дарящие хлебопашцу щедрые урожаи, а поелику их тельца напоминали зерно пошеницы али овса с насажённой на навершие округлой головёшкой, васнь воткнутой туды.
Кожица у них зрилась желтовато-бурой и какой-то оченно пузырчатой.