Сеча за Бел Свет [СИ]

Ображен он был у ярко-синию рубаху, на груди которой находилси усё тот же знак Индры, токмо начертанный златым цветом, померклые штаны, да высокие, васнь обшитые по стыкам кудлатой опушкой меха, чёрны сапоги с блёстками по поверхности. Рубаху одету на выпуск, утак як носят её беросы, опоясывал мощный серебряный пояс, почитай шо у две длани ширшиной, усыпанный самоцветными каменьями. Борилка взволнованно всмотрелси у энтов, будто запечетлевшийся образ, и безошибочно понял, узрев знакомы чёрточки лика, чё пред ним евойный предок Асур Индра… Ово нарочно явившийся сюды, шоб усадить свово потомка на престол, ово токмо вызванный каким-то волшебным вспоминанием. А Бог нежданно-нечаянно покачал головой и ярко-златое сияние, каковое колом расходилось от егось волосьев расплескалось у разных направлениях, наполнив палаты плавым светом, поглотив усяк мрак и пелену. Индра медленно подалси ввысь со свово престола и, поднявшись, шагнул с него униз по ступеням, при ентом указуя правой рукой мальцу, воссесть на то божественно стуло. И тадыкась Боренька нанова вуслыхал осипший глас урвара позадь собе, тихо шептавший:

— Воссядь… воссядь на престол свой! На престол твоего Бога и предка великого быкоподобного Индру!.. И ступай… ступай, как и жёлал Индра, для своего сына Велеба, и для всех своих потомков, по Лунному оврингу Дыя…Дия…Дива! Бога ночного, звёздного неба. Отца Богов и людей, правителя Поселенной… Так… так засегда желал для сынов своих Индра… Обаче мальчик не дослухал говорок урвара, вон вздрогнул усем своим тельцом и почувствовал аки отяжелели руки, покуда держащие квёрху меч. Як напряглась кажна жилочка под кожей, и кажись точно забурлила жёлта юшка унутрях. На чуток отрок сомкнул очи, и глубоко вздохнувши, словно увидал собе вдругорядь трясущимся у сноповозке, шо увозила евось из родименькой деревенке Купяны у дальни края. И тадыкась промелькнули пред ним, дорогие его душеньке, просторы бероские, пожни, елани, наволоки, кулиги, выкосы и няши. Поднялись еле заметной тенью зелёные нивы у коих росли: могутные витязи дубы да вязы; паче низкие липы; строились у рядья березняки и осинники…. а засим селились дюжие пушисты ёлочки, або покорёженные, легохонько изогнутые да ровненькие сосенки и пихты…

И сторона та жил своей жизтью… простой таковой… вже можеть и трудной, одначе вольной, чистой и полной красы родной оземи, напоенной дуновениями ветров, брызгами родниковой водицы и стойкостью собственного духа. Боренька не просто узрел отчие пределы, у которых родилси и вырос, он ано ощутил тот, неповторимый кровный запах: аромат копанной сырой землицы; кошенной сухой травы и цветов; испечённого хлеба да парного, сладковатого молока, оное матушка Белуня, своим младшим сынкам, разливала сразу опосля дойки. Мальчоночка усотрел лико матери, её тёмно-голубые крупны глаза, ровный прямой и маненько востроватенький нос, пухлы, алые губы да густые светло-пошеничные, кудрываты волосы заплетёны у тугу косу… и не мешкаючи отворил очи, оглядел те самы, неизвестно отчавось названные Серебристыми, обаче, белые по цвету палаты, иде уже ни витала, ни тьма, ни плавлость света, ни сам Асур. В Чандр палате сызнова стояли полканы, кые продолжали великолепно играть на изумительных по звучанию вунструментах, а препротивный урвара уся ащё шушукал свову молвь, жаждая у тем смутить душу отрока. Борила медленно повертал голову и горделиво вызарившись у лицо Керы, зычно поспрашал:

— Престол ждал-пождал верно многось веков?

— А княже? — почемуй-то всполошённо перьспросил урвара, абие перьстав шептать неприятное для мальчишечки, и выпучил свои карие очи.

— Я гутарю, — повторилси спросом малец, и опустивши меч удол уткнул егойно остриё во белый залащенный каменный пол. — Я гутарю престол ждал-пождал верно мово приходу многось веков?

— Да… да княже…, — поспешно ответствовал Кера, заглядываючи у роть мальчугану. — Много… много столетий ожидал престол твоего прихода… На нём когды-то сидывал сам Дев Индра и заповедовал он полканам. Токмо Борюша не стал внимать тому, чаво там заповедовал Индра полканам, и перьбивши реченьку урвара, произнёс:

— И заповедовал вон судя по сему, шоб днесь сидывал я, — Кера от сказанных слов яростно закивал и вельми широкось расплылси у улыбке.

А мальчик промеж того продолжил, — чё ж може я на у нём и посижу… да тока не тяперича… Ноне я пойду кочумать… Засим подымусь на гору Неприюта и ежели мене положено будеть со неё возвярнутьси… тадыкась и будем калякать об енвонтом престоле и той самой цеби Любоначалия… А до энтих пор не вскую нашёптывать мене усяку усячину в уши. Такового говорка Кера точнёхонько не поджидал заслышать, а посему вон онемевши, обмер на месте и даже беспомощно отворил роть, вуставившись на Бореньку.

— Ну, чавось, — строго калякал мальчуган, страшась, шо вон чичас прыснеть раскатистым смехом прям во лицо урвара. — Може уста прикроем, да спроводим дорогих гостей кочумарить… Идеже энто у вас… та сама.