Читаем Сеченов полностью

Несколько растерянный Сеченов рассказал об этом профессору Функе, который внимательно и с интересом следил за его работой. Вдвоем они снова проверили результаты и снова убедились в правоте Сеченова. После этого Иван Михайлович решил опубликовать итоги исследований. Описывая свои опыты, он неизбежно должен был указать и на ошибки Клода Бернара, что он и сделал, уговорив себя, что тут нет нескромности с его стороны, так как Клод Бернар не имел возможности экспериментировать с помощью более совершенных методов исследования, какие были в распоряжении Сеченова.

Статья эта под названием «Некоторые данные об отравлении роданистым калием» была первой, почти нечаянной, самостоятельной научной статьей Сеченова, опубликованной в том же 1858 году в «Пфлюгеровском архиве».

Сеченов был от природы не самонадеян. Он очень скромно оценивал свою работу, чувствуя даже некоторую неловкость оттого, что вынужден был опровергать крупного ученого-физиолога. Но далеко не всякий молодой медик мог выполнить подобную работу со скрупулезной точностью и интересными обобщениями, как это сделал Сеченов. Этот труд послужил первым толчком к завоеванию им авторитета у европейских светил.

<p>8</p>

Карл Людвиг славился как лучший вивисектор и один из крупнейших специалистов по кровообращению. Необычайно талантливый и эрудированный, он обладал еще одним важнейшим свойством: он был педагогом по убеждению. Целое поколение физиологов из всех стран Европы училось у Людвига. К ученикам он относился, как к своей семье, и каждую работу любого из многочисленных учеников считал своим личным делом. Он умудрялся не просто помогать им в научных исследованиях, но половину фактически делал своими руками и был неизменно счастлив, когда работа появлялась в печати. При этом лишь в редчайших случаях, да и то по настоянию самих учеников, ставил свое имя в качестве соавтора.

Всегда приветливый, бодрый, веселый и в отдыхе и в труде, он заражал своим настроением сотрудников, и работа с ним становилась для них праздником.

Сеченов явился в Вену «от себя», без всяких рекомендаций, которых Карл Людвиг и не требовал. Человек сам должен был зарекомендовать себя, и если эта рекомендация удовлетворяла учителя, доступ в его лабораторию был открыт. А ведь никакого гонорара с учеников Людвиг не получал. Он был профессором маленькой военно-медицинской школы — закрытого заведения. Лаборатория по уставу не предназначалась для практических занятий, и Людвиг брал учеников на свой страх и риск, совершенно бескорыстно.

В первую же беседу Людвиг покорил требовательного к людям Сеченова. Весело поздоровавшись с ним, как со старым знакомым, профессор расспросил его о жизни, о том, где и как думает он устроиться в Вене, и незаметно перевел разговор на вопросы науки. Так незаметно, что Сеченов и не понял, что был ему произведен, в сущности, самый строгий экзамен.

— Любопытно знать, почему вы избрали собственно токсикологическую тему, господин Сеченов? — спросил Людвиг.

— А вот почему, герр профессор. Действие алкоголя на животный организм, как известно, очень обширно. Следовательно, нужно исследовать почти все функции организма, а стало быть, познакомиться со многими физиологическими методами исследования. Согласитесь, что для физиолога это само по себе заманчиво и ценно. По-моему, в этом смысле токсикология — ветвь экспериментальной физиологии, и всякий токсикологический труд хоть сколько-нибудь приносит последней. Ну, а кроме того, алкоголь в жизни, особенно русской, играет, к сожалению, почти ту же роль, что и питательные вещества.

Людвиг слушал с доброй улыбкой, не перебивая, и Сеченов видел, как постепенно возрастает его интерес к теме. Поэтому он охотно продолжал:

— Жизненные явления находятся в зависимости от самых различных условий. Исследователь должен экспериментально создавать возможные влияния, и это позволит ему разобраться во всех сложнейших жизненных проявлениях.

— Очень интересно, господин Сеченов. У меня в лаборатории вы, собственно, что собираетесь делать?

— Изучать, влияние алкоголя на кровообращение и поглощение кровью кислорода.

Людвиг остался вполне удовлетворенным произведенным «экзаменом», и Сеченова допустили в лабораторию. В помощь ему был приставлен лабораторный служитель, известный как правая рука профессора.

Служитель этот, по фамилии Зальфенмозер, оказался настоящей находкой для нашего экспериментатора. Бескорыстный поклонник науки, он искренне привязался к Сеченову. И однажды, когда Сеченов вдыхал пары алкоголя, чтобы проверить всасывание их легкими, Зальфенмозер предложил свои услуги.

— Вдыхая алкоголь, вы не можете не опьянеть, герр Сеченов, не лучше ли вам вести наблюдения на другом человеке. На мне, например.

Сеченов от души поблагодарил старика и охотно воспользовался его услугами.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное