Secretum

– Но их приказал чеканить король, значит, они подлинные и фальшивые одновременно. Чтобы быть точным, они имеют законное хождение, но не соответствуют законным стандартам. Такие трюки стары как мир. Еще четыреста лет назад французский король Филипп Красивый, чтобы профинансировать войну с Фламандией, вдвое обесценил монету «турнуа», которая изначально содержала одиннадцать с половиной унций золота. То же он сделал и с чистым золотом, уменьшив его содержание в сплавах с двадцати четырех карат до девятнадцати, так что каждый день в личную казну короля стекалось до шести тысяч фунтов парижских «черных денег». Правда, этим он погрузил страну в нищету.

– А что, это происходит и сегодня?

– Чаще, чем когда-либо. Вильгельм Оранский много раз проделывал подобное, выпуская фальшивые венецианские цехины в облегченном варианте.

– Ну и хаос! Фальшивки, являющиеся истинными, и подлинники, несущие обман! – вздохнул я.

– Это хаос человеческого общества, мальчик мой. Альбикастро, этот мученик, сколь бы он нас ни раздражал, сказал по крайней мере одну правильную вещь: «Все человеческое, как силены Алкивиада, имеет две стороны, одна из которых – полная противоположность другой». Это вечный закон, управляющий миром. Если разбить силены, то ты увидишь, как все переходит в свою противоположность. – К моему удивлению, Атто цитировал столь презираемого им голландца.

Аббат напомнил мне о силенах, о которых говорил нам скрипач, то есть о тех гротескных статуях, внутри которых были образы богов.

– Ладно, вернемся к делу, – продолжил Мелани. – Наш друг Сфасчиамонти пригласил настоящего дознавателя для Джеронимо. Этот дознаватель написал протокол по всем правилам, учел мельчайшие детали. Такой протокол нашему Бюва никогда не составить. Это не фальшивка. Вот только протокол содержит некоторые… ну, скажем так… неточности. Если не считать этого, то протокол совершенно легален, так как его писал настоящий дознаватель в присутствии настоящего сбира. Это неточный документ, но он подлинный, подлинный в высшей степени. Я прав? – обратился Атто к своему спутнику.

Сфасчиамонти промолчал. Ему не нравилось, что мы говорим о его фальсификации, но отрицать ничего не мог. Он промолчал, и его молчание выражало согласие.

– Не забудь, мальчик мой, – сказал Атто, – крупные фальсификации требуют крупных средств, а такие средства есть только у государства.

* * *

Следуя указаниям Угонио, мы приказали кучеру отвезти нас в село, в какое-нибудь спокойное местечко. Кучеру были привычны задания такого рода – все эти ночные побеги, супружеские измены тайные сходки. Мы вышли из кареты в темном переулке, прячась за большим сараем с сеном. Поселение было погружено в полную тьму, и лишь в некоторых окнах виднелся слабый свет, а единственными живыми существами; опасливо шнырявшими в переулке были кошки и их вечные жертвы.

Кучер пожелал нам удачи, но не стал расспрашивать, что мы делаем в столь поздний час в этом забытом богом месте.

Мы шли совершенно безлюдными улицами. Стояла приятная теплая летняя ночь, ночь на радость людям, страдающим бессонницей, на радость влюбленным и детям, ищущим приключений. Однако судя по окружавшей нас могильной тишине, мы, кажется находились в снежной башне, которую так хорошо описал Олаус Магнус. Черретан нес на спине большой рюкзак. Мы пошли по тропинке, которая сначала провела нас по полям, затем разветвилась, и наконец вообще исчезла в густом малиннике. Наш путь был долог и извилист. Мы пересекали сады и луга. Лишь пение сверчков и писк комаров слышались в ответ на звук наших шагов. Приходилось идти очень осторожно, чтобы не упасть в какую-нибудь яму с мусором.

– Еще далеко? – немного нетерпеливо спросил Атто.

– Это тайная, скрытая от чужих глаз местность, – оправдывался черретан. – Она должна оставаться никому не известной.

Внезапно Угонио остановился и вытащил из сумки три грязных, вонючих платья.

– Только три? – удивился я.

Черретан объяснил, что Сфасчиамонти не может пойти с нами.

– Эта одежда ему не подойдет, – объяснил он, указывая на лохмотья. – Очень уж он большой. Лучше пусть подождет нас здесь, чтобы не вызывать подозрений, понимаете?

Стражник что-то проворчал, но сопротивляться не стал. Такова участь Сфасчиамонти, подумал я. Он так долго расследовал дело черретанов, преодолевая сопротивление коллег и начальства, с головой ушел в него, а теперь, после долгой изнурительной поездки в Албано, вынужден отказаться идти с нами. Я надел самое маленькое платье. Бесполезно даже пытаться описать, какое отвращение вызвали у меня эти вонючие лохмотья. Много лет их носили черретаны, не признававшие никакого нижнего белья. От них несло застарелым запахом мочи, гнилью и кисловатым потом. Я слышал, как Атто что-то бурчит о спутниках Угонио и их нечистоплотности. Верный секретарь Бюва переоделся без каких-либо комментариев.