Мы попросили двух старых лошадей и, не говоря больше ни слова, поскакали на виллу Спада. Мне очень хотелось спать, а Бюва жаловался, что у него кружится голова, и видел причину этого в том, что аббат поднял его с постели в ранний час. Я тоже с удивлением заметил, что чувствую себя разбитым: видимо, событий последнего дня, включая ночь, было для меня слишком много. Я уже не был тем молодым человеком, что семнадцать лет назад. Из последних сил я кивнул Бюва на прощание, затем сел на мула и отправился к своему домику. Я знал, что Клоридии еще нет. Эти проклятые роды затягивались. Я упал на кровать и погрузился в полусон, мечтая о том, как мы увидимся сегодня вечером на вилле Спада: дело в том, что в числе других приглашенных на вилле ожидали княгиню Форано, которая была на позднем сроке беременности, так что на всякий случай требовалось присутствие Клоридии. Затем сон сморил меня.
Мой сон был прерван весьма неожиданным и, мягко говоря, неприятным образом. Грубая, враждебная сила трясла меня, сопровождая тряску громовым голосом. Любая попытка вернуться в нематериальное царство сна и обороняться против этого мирского вражеского вмешательства была бы бесполезной.
– Проснитесь, проснитесь же наконец, прошу вас!
Я открыл глаза, по которым тут же больно ударил солнечный свет. Голова болела, как еще никогда в жизни. Тот, кто тряс меня за плечи, был гонцом с виллы Спада, и я с трудом узнал его из-за страшной головной боли и усилия держать глаза открытыми.
– Что вы здесь делаете… и как вы сюда зашли? – еле вымолвил я.
– Я пришел, чтобы передать записку от аббата Мелани, и увидел, что дверь открыта. Как вы себя чувствуете?
– Терпимо… Дверь была открыта?
– Что касается меня, то я хотел постучать, поверьте, – ответил он почтительно, как, по его мнению, и надлежало обращаться к человеку, которому шлет записки уважаемый аббат Мелани, – однако затем я решился войти в дом, чтобы убедиться, что с вами ничего не случилось. Мне кажется, что вы стали жертвой воровства.
Я посмотрел по сторонам. Комната, в которой я спал, была в ужасном состоянии. Одежда, одеяла, скатерти, мебель, обувь, грелка, ночной горшок, некоторые из акушерских инструментов Клоридии, даже распятие, которое обычно висело над супружеской кроватью, – все было разбросано на кровати и на полу. У порога валялся разбитый стакан.
– Вы ничего не заметили, когда вернулись?
– Нет, я… мне кажется, все было в порядке…
– Значит, это случилось, когда вы спали. Наверное, у вас был очень глубокий сон. Если хотите, я помогу вам навести порядок.
– Нет, спасибо. Где записка?
Едва гонец попрощался со мной, я попытался, преодолевая страх, навести хоть какой-то порядок в доме. Но я добился лишь того, что мое огорчение от неприятной неожиданности только усилилось. И в других комнатах, в кухне, в кладовке и даже в подвале царил страшный хаос. Кто-то забрался в дом, пока я спал, и обыскал каждый угол. «Не повезло им, – подумал я, – единственные ценности были зарыты поддеревом, о чем знали лишь мы с женой». Через добрых полчаса наведения порядка я обнаружил, что не пропал ни один важный предмет. Все еще мучимый головной болью и слабостью, я уселся на постель.
«Кто-то залез в дом среди бела дня», – сказал я себе еще раз. Заметил ли я что-нибудь, когда вернулся домой? Я не помнил. Честно говоря, я не мог даже вспомнить, что делал после возвращения, настолько усталым и разбитым чувствовал себя. И только сейчас до меня дошло, что в своем затуманенном состоянии я еще не прочел записку Атто. Я развернул ее и от изумления замер с открытым ртом:
– Ясно как Божий день, что вам обоим дали наркотик, – заключил аббат Мелани, нервно расхаживая взад и вперед по своей комнате на вилле Спада.
Бюва сидел в углу. Его глаза были налиты кровью, а сам он выглядел так скверно, что, кажется, у него не было сил даже зевнуть.
– Не может быть, чтобы ты не слышал, как воры перевернули весь твой дом, – сказал аббат, поворачиваясь ко мне, – и не может быть, чтобы Бюва не почувствовал, как его подняли с матраца, уложили на землю и не только сняли с него одежду, но и забрали деньги, оставив его полуголым. Нет, все это невозможно, если не использовать каких-то очень сильных снотворных.
Бюва робко кивнул. Чувство вины и стыда за случившееся было просто написано у него на лице. Значит, и Бюва сразу же после нашей миссии в городе заснул мертвым сном. Аббат был прав: нам дали какое-то наркотическое средство.
– И как же они это сделали? – с иронией нараспев произнес Мелани.
Мы с Бюва посмотрели друг на друга пустыми усталыми глазами: мы не имели ни малейшего понятия об этом.
– А они не пытались проникнуть к вам? – спросил я Атто.
– Нет. Наверное, потому, что я, вместо того чтобы сидеть по кабакам, – подчеркнул он с многозначительным видом, – не спал, а работал.
– Неужели вы ничего не слышали?