Secretum

Вот так и вышло, что я лучше познакомился с тройственной и воистину уникальной натурой Сфасчиамонти. Его характерные ругательства, когда он клялся оружием и военным снаряжением любого рода, позволяли составить о нем мнение как о хвастуне, выдающем себя за важного человека, на что намекала и его фамилия. Однако, когда он говорил о черретанах, его спесь улетучивалась, уступая место лихорадочному беспокойству, и большой толстый сбир начинал опасаться первого попавшегося на дороге нищего старика, как это произошло на Пьяцца Фиаммета. Когда в конце концов речь пошла о расследовании конкретного дела, а не о противодействии непонятной угрозе, например черретанам, он превратился в умелого стражника: немногословного, последовательного и хладнокровного. Это он доказал уже во время расследования нападения на Гавера; подобным же образом, решительно и хладнокровно, он вел себя на месте похищения материалов Атто. Он отказался от подробных расспросов об украденных документах, однако укрепил Атто в совершенно невероятном предположении, будто бы между смертью Гавера и кражей в комнате Атто нет никакой связи. Несомненно, дела могли обстоять иначе, однако сбир (которого работа на кардинала Спаду превратила, так сказать, в частного жандарма) дал понять, что его интересует не истинное положение вещей, а то, как он может преподнести их с пользой для тех, кто дал ему задание.

В данный момент невозможно было сказать, какая из трех натур (хвастливая, боязливая или проницательная) больше всего соответствовала настоящему Сфасчиамонти. Однако я предполагал, что рано или поздно все равно узнаю.

А пока что Сфасчиамонти предложил Атто свое молчание и помощь, кстати в ночное время, когда все уже спали. Атто знал, что, Как и молчание, за которое он заплатил мне, это имело соразмерную цену.

* * *

Итак, мы с Сфасчиамонти поспешно отправились в путь, распрощавшись с Атто и его секретарем. Поскольку я не успевал явиться па свидание к Клоридии, то попросил Бюва предупредить ее об этом. В душе я молился о том, чтобы она не очень беспокоилась, и поневоле оттягивал момент, когда узнаю от нее новости, которые собрали ее женщины.

Под покровом ночи мы тихо выскользнули из виллы. После пережитых мрачных событий (убийства, кражи) звездный купол неба уже не казался мне приветливым, он выглядел угрожающе натянутым над нашими беззащитными головами. Сбир приказал одному из своих помощников оседлать двух лошадей и помог мне взобраться на одну из них (я никогда не был великим наездником).

Мы тотчас же направились по дороге, ведущей в центральную часть города. Я ехал за сбиром к неизвестной цели. Лошадь Сфасчиамонти, вынужденная нести столь тучного всадника, плелась не быстрее моей. Мы спускались по дороге Порта Сан-Панкрацио, а слева от нас открывался величественный вид города. В тусклом свете луны виднелись лишь очертания крыш, колоколен и куполов церквей. Их можно было угадать только по слабо освещенным окнам и чердакам – это была некая дерзкая игра в прятки с моим зрением и с памятью, запечатлевшей этот великолепный вид днем.

Мы свернули влево на Пьяцца деле Форначи, затем оставили справа Порта Сеттиньяно, чтобы быстро продвинуться в направлении Понте Систо. Здесь здания и жилые дома отступали назад, снова открывая вид на Тибр, на его русло, желтое и болотистое вблизи берегов и, наоборот, зелено-голубое посредине, с многочисленными богатыми рыбой отмелями.

Мы пересекли Пьяццу дела Тринита деи Пеллегрини и очутились у Пьяцца Сан-Карло. Вокруг стояла полная темнота, освещаемая только искрами от ударов копыт наших коней по брусчатке, которые эхом разносились по переулкам. Лишь в немногих окнах в этот ночной час горели свечные огарки – может быть, это молодые матери заканчивали последнюю работу дня.

За одним из этих скромных окон и находилась наша цель.

– Мы на месте, – объявил Сфасчиамонти, слез с коня и показал на маленькую дверь. – Но я полагаюсь на тебя: ты тут не был никогда. Наш человек здесь инкогнито. Никто не знает, что он спит в этом доме. Священник тоже делает вид, что он не в курсе дела, когда наносит сюда пасхальный визит. Он принимает пару скудо в качестве подарка, а за это церковная приходская книга остается чистой.

– А кому мы тут нанесем визит? – спросил я, сползая вниз со своей лошади.

– Ну, «нанести визит» – это не совсем подходящее выражение. О визитах предупреждают заранее или их ожидают. А это – сюрприз, клянусь всеми мушкетами Гессена! Ха-ха! – засмеялся он.

Он стал перед входом, засунул большой палец руки за пояс И как-то странно выпятил свое огромное брюхо, делая при этом ритмичные выдохи, словно собираясь выдавить дверь животом. Он постучал. Прошло несколько секунд. Затем я услышал, как щелкнул замок, заскрипели дверные петли.

– Кто там? – послышался недоверчивый голос, по которому я не смог бы определить, кто находится за дверью – мужчина или женщина.

– Открывай, это я, Сфасчиамонти.