Седая Борода

Внезапно Седая Борода схватил его за руку и повернул так, чтобы свет старухиного фонаря падал ему прямо на лицо. Юноша ойкнул от боли. Его невинный взгляд оказался просто тупым. Густой слой пудры покрывал его кожу, но когда он открыл рот, за передними, выкрашенными белой краской зубами показались черные клыки. Он вывернулся, лягнув Седую Бороду, и злобно выругался.

— Негодяй, подлый мошенник, тебе девяносто лет — ты кастрат! — Седая Борода в ярости повернулся к старому горбуну. — Ты не имеешь права заниматься такими вещами!

— Почему это? Он мой сын. — Старик съежился и отступил назад, прикрывая лицо обеими руками. Его кривой, усеянный бородавками подбородок затрясся. «Юноша» вскрикнул. Когда Седая Борода обернулся к нему, он завопил:

— Не трогайте моего отца! Это мы с Кроликом все придумали. Я только зарабатываю, чтобы достойно жить. Почему я должен быть нищим и голодным? Помогите, убивают! Грабят! Пожар! Помогите, люди, помогите!

— Заткнись… — Седая Борода не успел больше ничего сказать. Старуха подскочила к нему и попыталась ударить его по лицу своими фонарем. Олджи увернулся, но в это время старик нанес ему удар толстой палкой по шее, и он повалился на бетонный пол.

сидели на столах и развлекали древних стариков с физиономиями, напоминавшими мятую парусину. У девиц были красные губы, розовые щеки и темные блестящие глаза. Ближайшая к Олджи носила чулки в сетку, которые вверху доходили до того места, где начинались красные сатиновые трусики с оборочками в виде лепестков, как бы скрывавших более пышную розу. Короткая туника того же цвета с маленькими медными кнопочками лишь слегка прикрывала роскошную грудь.

Но это зрелище отчасти заслоняли несколько ног; среди них Седая Борода узнал ноги Марты. Последнее открытие привело его к мысли, что он не спит, но еще не вполне пришел в сознание. Седая Борода застонал, и к нему склонилось нежное лицо Марты; она положила руку ему на лоб и поцеловала его. — Миленький мой, потерпи, сейчас тебе станет лучше.

— Марта, где мы?

— Тебя избили за то, что ты поднял руку на того кастрата в гараже. Чарли услышал шум и сбегал за мной и Питом. Вот и все. Мы переночуем здесь, а утром с тобой будет все в порядке.

Благодаря этому разъяснению он теперь узнал две другие пары ног, перепачканных болотной грязью: одна принадлежала Чарли, другая — Джефу Питу. Он снова спросил, более твердо:

— Где мы?

— Радуйся, что цел остался, — проворчал Пит.

— Мы в одном доме — рядом с тем гаражом, где на тебя напали, — ответила Марта. — У этого дома — если судить по его популярности — неплохая репутация.

Седая Борода заметил мимолетную улыбку на ее лице. Он нежно пожал руку своей жены, в очередной раз восхищаясь ее способностью обращать даже неприятное в шутку. Он почувствовал прилив сил и попросил:

— Помогите мне встать.

Пит и Чарли взяли Седую Бороду под руки. Не сдвинулась с места лишь пара ног, которую он не узнал. Поднимаясь, он сначала увидел своеобразное одеяние незнакомца. Оно было сшито из кроличьих шкур с целыми головами; сохранились уши, зубы, усы; глаза заменяли черные пуговицы. Кое-где шкуры от неправильного хранения подпортились, и — вероятно, благодаря теплу помещения — от них уже попахивало. Но в целом наряд выглядел несомненно величаво. Встретившись глазами с его владельцем, Седая Борода сказал:

— Вы — Кролик Джингаданджелоу, не так ли?

— Доктор Кролик Джингаданджелоу к вашим услугам, мистер Тимберлейн, — ответил тот и слегка нагнул корпус, изображая поклон. — Я рад, что мои меры возымели столь быстрое и благоприятное действие, но о моем гонораре мы поговорим позднее. Сначала, полагаю, вам нужно пройтись по комнате, чтобы восстановить кровообращение. Позвольте, я помогу вам.

Он завладел рукой Седой Бороды и повел его между столами. Седая Борода не оказывал сопротивления и пока лишь рассматривал человека в кроличьей шубе. Джингаданджелоу выглядел ненамного старше Седой Бороды — может быть, лет на пять-шесть — и потому также мог считаться теперь молодым человеком. Он носил закрученные кверху усы и баки, но его округлый подбородок отличался редкой в эти нелегкие времена гладкостью. Лицо его не выражало ничего, кроме мягкой учтивости, и казалось, ни один физиономист не сумел бы угадать истинные свойства его характера.

— Насколько мне известно, — сказал он, — прежде чем напасть на одного из моих клиентов, вы искали меня, чтобы просить помощи и совета.

— Я не нападал на вашего клиента, — возразил Седая Борода и высвободился из объятий доктора. — Но я сожалею, что в минуту гнева грубо обошелся с одним из ваших сообщников.

— Вздор, юный Тротти — реклама, а не сообщник. Имя доктора Джингаданджелоу известно во всех центральных графствах — меня знают как великого гуманиста и филантропа. Я бы дал вам свою карточку — к сожалению, с собой нет. Прежде чем затевать драку, вам бы следовало уяснить себе, что я — один из самых знаменитых людей — э… что у нас сейчас? — двадцатых годов двадцать первого столетия.