Седая оловянная печаль

– Спокойно. Садись и смотри на картину. Не случись чего-то очень важного, Морли не стал бы говорить со мной подобным тоном. Я устроился поудобнее и воззрился на портрет.

Морли поднялся, задул несколько ламп. Комната погрузилась в полумрак. Потом он отдернул занавески. Теперь ничто не скрывало от наших глаз неистовствующую за окном бурю. Устроив все таким образом,

Морли продолжал изучать картину. Женщина на ней казалась все более и более живой, овладевала постепенно всем моим существом. Мне хотелось взять ее за руку и увести прочь, спасти от той жути, что настигала ее.

Буря как бы перекликалась с фоном картины и еще усиливала эти ощущения. Проклятый Снэйк Брэдон был колдуном. Портрет, если долго смотреть на него, действовал даже сильнее, чем пейзаж с болотом и виселицей, но природа этого воздействия оставалась неуловимой, секрет его ускользал от меня.

Я почти слышал ее мольбы о помощи.

– У, ведьма! – пробормотал Морли. – Она затмевает все. Сейчас мм ее уберем.

– Что ты сказал?

– Там есть еще что-то. Но нас отвлекает женщина.

Точно. Фон картины казался мне лишь украшением, подчеркивающим ее удивительную красоту.

Морли взял с моего стола бумагу и с помощью небольшого ножичка вырезал силуэт блондинки – чтобы прикрыть ее.

– Упаси тебя Господь испортить картину. Прирежу.

Я уже знал, куда повешу ее. У меня дома в кабинете как раз есть пустое местечко.

– Я скорей сам себе глотку перережу, Гаррет. Твой Брэдон псих, но псих гениальный.

Любопытно, Морли называет Снэйка сумасшедшим, а ведь они никогда не встречались.

Морли задул еще одну лампу и закрыл незнакомку на портрете.

– Будь я проклят…

Картина не утратила выразительности, но теперь стали заметны и детали.

– Не думай ни о чем, – шепнул Морли, – просто погружайся в нее.

Я старался как мог.

Снаружи черт знает что творилось. Раскаты грома, сверкание молний. Вот как раз вспышка – и тут же на картине тоже словно вспыхнуло что-то, шевельнулось во тьме.

– Ну?

Это длилось лишь долю секунды – и больше не вернулось. Напрасно я пялил глаза.

– Ты видел лицо? – спросил Морли. – Лицо в тени?

– Да. Но только секунду и больше не вижу.

– Я тоже. – Он убрал бумагу. – Она бежит не от чего-то, а от кого-то.

– И к кому-то взывает. Думаешь, Брэдон имел в виду определенного человека?

– Бежит от кого-то к кому-то? – уточнил дотошный Морли.

– Может быть.

– К нему, к художнику?

– Может быть. – Я пожал плечами,

– К тебе? Ты ведь…

– Ты сказал, что видел ее.

– Я не уверен. Я видел женщину, но лишь мельком. Чем больше я смотрю, тем больше уверяюсь, что видел другую.

– Дженнифер?

– Да. Они очень похожи.

Я попытался уловить сходство.

– Нет, не нахожу. В Дженни много от Стэнтноров, а в этой ни капли. Наверное, голос мой дрогнул.

– Ну?

– Лицо в темноте. В нем тоже много стэнтноровского.

– Дженнифер? Брэдон изображал ее весьма скверной девчонкой.

– Не думаю. Кажется, это мужское лицо.

– Мужчине около тридцати и лицо совершенно безумное?

За окном опять сверкнула молния. Я вскочил и зажег лампы.

– Ничего не могу поделать. Озноб бьет, – пояснил я.

– Да уж. Все страшней и страшней становится. Как говорится, чем дальше в лес, тем больше дров.

Холод пробирал до костей – внутренний холод. Не удивлюсь, если окажется, что за нами все время наблюдали.

– Нужно разжечь огонь.

– Эврика! Повтори, что ты сказал.

– Сказал, разожгу огонь. Надоело мерзнуть.

– Гаррет, ты гений.

– Спасибо. – Что я такого гениального сморозил?

– Пожар в конюшне. Ты правильно подумал тогда: не ты причина поджога, а что-то, что Брэдон прятал. А что ты нашел в тайнике? Картины. – Морли ткнул пальцем в блондинку. – Эту картину.

– Не знаю…

– Я знаю. Что такое остальные полотна? Бред сумасшедшего. Портреты людей, которых мы и так видим каждый день, и виды Кантарда.

Я еще раз взглянул на картину.

– Вот ключ к разгадке преступлений. Вот из-за чего погиб Брэдон. Вот почему загорелась конюшня. Вот твой убийца. – Морли рассмеялся безумным, как все в этом доме, смехом. – А ты спал с ней. – Он хотел продолжать, но запнулся, подошел и положил руку мне на плечо. – Прости, старина.

Самому-то ему не заржавело б, он способен переспать с виновницей массовых убийств, а потом с улыбкой перерезать ей горло. И хоть бы хны. Милейший мошенник мой Морли, но есть в нем этакое жутковатое хладнокровие.

Впрочем, поняв, как подействовал его удар, он попытался как-то поддержать меня.

Я думал, что долго не очухаюсь, но пришел в себя довольно быстро, хоть и был потрясен до глубины души.

– Мне надо пройтись.

Морли не удерживал меня. Я подумал, что быстрой ходьбой смогу утихомирить боль, но испытанное средство не помогало. Не способствовало и завывание ветра за окнами, а гром действовал на нервы, как кошачий концерт в полночь.

Тогда-то я и вспомнил обещание, данное Дженнифер. Я обещал попозже заглянуть к ней. Что ж, убьем, как говорят в народе, одним выстрелом двух зайцев.

– Ты куда? – окликнул Морли.

– Так, обещал кое-кому, чуть не забыл. – Я поспешил уйти, пока он не помешал мне.

Но я вовсе не был уверен, что принял верное решение.

37