— Просто… — Поджав губы и потерев быстрым, усталым жестом лоб, Горан умоляюще глянул на меня. — Не надо бояться меня. Не причиню я вреда ни тебе, ни дитю. Да боги, в тебе растет моя плоть и кровь, как я могу не хотеть этого волчонка?!
— Твои вопросы меня пугают. — честно призналась, но тяжесть в груди вроде исчезла.
— Я сильно обидел тебя, Снежка. Посему имела ты право избавиться от этой ноши.
Тут уже нахмурилась я. Эти волкодаки когда-нибудь научатся не судить человека, да не рассуждать, что право, а что нет?!
— Сдается мне, говорила я тебе ранее о том, что нет такого права у никого, дабы решать, кто достоин жить, а кто нет.
Развернувшись, я снова мелкими шажками пошла по тропинке. Сзади хрустнул снег.
— Большинство волчиц, что я знаю, избавились бы от нежеланого плода. Еще и зачатого так… жестоко.
Нужного словца Горан не находил некоторое время, чтобы описать нашу брачную ночь. Да только я, не пойми с какого перепугу, вдруг разговорилась.
— Вы сами себя противоречите. Кричите, что нет самок и детей. И убивайте своих нерожденных волчат.
— Гордыня и властолюбие заглушает материнский зов, милая моя. А ты не они, ты была другой с самого начала.
— Из-за белых волос. — вздохнула понятливо с печальной улыбкой.
— Нет. — неожиданно приостановился Горан, и я невольно замерла на месте, глянув на него через плечо. — Из-за души. Светлая ты, Снеж. Добрая. Честная и бескорыстная.
Легкий румянец опалил белизну моих щек. Пускай думает, что это мороз их поцеловал!
— В ребенке, что растет во мне, не только твоя кровь. Но и моя. Я не детоубийца, Горан.
Нашла я нужным сказать. Молча кивнув на мои слова, Горан поравнялся со мной. И мы неспешно двинулись по узкой тропинке через замерзшие деревца, что раскинули свои черные ветви, украшенные пудрой снега.
— Вернемся в дом, Снеж. Холоднее становится. А ты с неприкрытой головой.
Противиться смысла не видела, оттого и позволила меня аккуратно обхватить за локоть.
— Так и будем молчать о том, что тяжелая я?
Спокойно спросила я, пока вокруг не нашлось любопытных ушей. Горан рядом хмыкнул.
— Счастье любит тишину.
Я согласно с ним кивнула и засеменила по рыхлому снегу на огонек, что горел в окне.
— А когда живот будет выпирать? Пль кто догадается?
— Тогда и подумаем, что делать. — выдохнул горячим облачком с губ на морозе волкодав. Он как-то странно глянул на меня, будто на что-то решался. А я, почуяв это, замедлила шаг.
Что же терзает твою душу, черный альфа?
— Снеж, я хочу, чтобы ты знала — этот ребенок величайший дар для меня. Не хочу тебя пугать и суету попросту наводить. Но не ладно пока в стае, оттого и прошу тебя, будь осторожней.
Невольно хмурость задело мои брови, я серьезно глянула на волкодака.
— У тебя есть враги в родном селении?
— Их всегда хватало с лихвой. — хмыкнул чернявый, поправив куртку на моих плечах. — И будет, милая. Только нынче не ведомо мне их лисьи морды. Запрятались по норам и через дурных баб дела свои черные творят. Оттого и прошу, гляди в оба. Даньяр, Русала и Аглая всегда тебя защитят, если нужда будет, жизнь свою положут на кон, дабы ты уцелела.
— Поняла я тебя, альфа. Буду осторожничать.
Кивнула я в ответ с легкой воинственностью в голосе. И уголок твердых мужских губ поднялся вверх в полуулыбке. Протянув ладонь, Горан погладил меня по макушке.
— Вот и ладушки.
* * *
Горан проснулся раньше обычного. Хотя с Снежкой под боком, лентяиничать хотелось от души. Долго и со вкусом.
Всего два месяца, а она уже стала округлее. И грудь налилась тяжестью спелых яблок, и щечки порозовели. Волк внутри лишь облизывался и каждый раз медовым шепотом уговаривал на ласку: «Мы же аккуратненько, не больно. Ей понравится. Ну же… Смотри, какая она сочная и спелая. Созревшая. И только наша».
Да только дважды на те же грабли Горан не привык ступать. И так дров наломал. Хватит.
А вот полежать рядышком и надышаться дивным запахом морозных гор, а еще капелькой молочной сладости с медом. В этом отказать он себе не стал.
Серебристые локоны манили блеском в лучах первой зари. За ночь коса растрепалась, да и ночнушка сползла с плечика вниз.
Вид открылся необыкновенный. Но куда волшебнее ощущалась новая жизнь в утробе молодки. Аккуратно накрыв живот своей ладонью, альфа прикрыл глаза и прислушался. Робкий зов потряс будто молнией.
Волчонок почуял отца и отзывался на его присутствие. Счастливая ухмылка поползла по губам всегда хмурого Горана.
Аккуратно мазнув губами по лбу спящей красавице, волкодак неохотно покинул свою постель. Оставив одежду на сундуках, как и обувь. Обнаженный мужчина в утренней мгле тихо покинул избу. Мороз не был таким страшным для волкодака, а в звериной шубе тем паче.
Только переступив крыльцо, альфа обернулся огромным зверем и на четырех лапах убег в густой лес. Ближе и ближе к запаху чужака. Что посреди темной ночи появился у кромки границы, но не посмел нарушить территорию стаи черных. Ожидая хозяина.
Смутно знакомый аромат дразнил нос зверя. Учуяв крепкого, сильного самца, Горан оскалился. Уж кого-кого, но альфу белых, он лично узреть на своих землях не ожидал.