Седая весна

Полина слушала молча. И все ж не выдержала. Подошла к парню, взяла за шиворот, так и вынесла в коридор:

— Будешь знать, мелкота, как на меня брехать! — вернулась к однокурсникам, села рядом с Лехой и сказала то ли в шутку, то ль всерьез:

— Ноги и голову оторву любой, какая вздумает отбить у меня Леху!

Студенты рассмеялись. Леха вздрогнул.

«Только этого мне и не хватало», — подумал в ужасе и отодвинулся от Полины подальше.

— Куда ты? Погоди! Я рядом хочу, с тобой! — поспешила девка подвинуться к Лешке, тот в ужасе вскочил, поспешил из аудитории в коридор. Полина за ним, под громкий хохот студентов.

— Да не бойся ты ее. Не гляди, что громадная. Не дичись девок! Полька первая хохмачка! Она только грозит. На самом деле ничего у тебя не откусит и не оторвет! — смеялись ребята.

Он не поспешил уехать из Свердловска даже закончив институт изобразительного искусства. Он работал в мастерской вместе со своим учителем, часто они рисовали на природе.

Лешка полюбил Свердловск, и на его холстах появлялись участки города, какие стали дороги и памятны по-особому. Эти картины он предъявил на выставку и с удивленьем узнал, что все они раскуплены в первый день. Особо готовился Лешка к выставке российских художников, намечавшейся через год в Москве. Глухие, нехоженные уголки тайги, виды города, лица горожан, все было в его работах. Но особо дорожил лишь некоторыми — снежной крепостью, где мальчишеский бедовый батальон отбивался снежками от бритоголовых парней. Дорога была и картина «Последний дружок», где под весенним теплом таял снеговик, а рядом с ним неутешно плакала девчонка…

Лешка и сам не помнил, как пришла к нему известность. Она не постучалась, не предупредила. Ворвалась и забрала из мастерской все картины. Их стали раскупать из-под рук. Его имя стало мелькать в прессе. Леху признали известные мастера кисти. Он работал много, тщательно. И вскоре понял, что музыка — его юношеское увлечение, было началом, подготовкой к нынешнему.

Лешка вернулся в свой город, когда слава о нем облетела Россию. Она опередила его возвращение в свой город, заговорила о человеке на множестве. встреч, на выставках и симпозиумах. Его назвали Почетным жителем города и предоставили одну из лучших квартир в самом центре. Его картины висели повсюду. Их покупали зажиточные горожане, даже не всматриваясь, не вдумываясь в смысл. Иметь Лешкины работы в домах считалось престижным и модным. За ценою не стояли. Познакомиться, общаться, дружить с человеком сочли за честь даже очень влиятельные горожане. Они приглашали художника в гости, прося изобразить и увековечить своих чад, родителей.

Человек соглашался, сжимая в кулак свою горькую память. Ведь именно они распорядились много лет назад оборвать его песню, заглушить, втоптать в грязь музыканта. Но за что? Да за то, что его голос был любим и понятен большинству. А этих взбесило превосходство мальчишки. Ему его не простили. Но втоптанный не погиб. Переболев, выжил и расцвел заново, на удивленье всем. И Леха, познав однажды цену зависти и злобы, стал крайне осторожным, недоверчивым.

Он не верил похвалам, восторгам. Уходил от множества приглашений и никогда никого не приводил к себе домой, никому не открывал душу. Был немногословным.

Конечно, в своем городе у него снова появились поклонницы. Совсем юные и дамы из высшего общества. Изящные, жеманные, крашеные кокетки. Они говорили о музыке и живописи, в каких ни черта не смыслили. От них пахло дорогими духами и дешевым содержанием. О! Как щебетали они о картинах Рериха! Вот только ни одной из них не видели и в глаза! Эти дамы названивали ему домой, приглашая на дни рождения и на вечеринки. Лешка иногда соглашался. Но чаще предпочитал другое. Переодевшись в джинсовый костюм, надев черные очки, шел к мосту. Туда, где вечером собирались сучонки всех возрастов, расцветок и веса. Там его никто не знал как художника. Да и скажи — не проявили б интереса. Там ждали мужчин, клиентов, способных платить. Увидев направляющегося к ним мужика, сучонки оживали, бросались к нему сворой. Выбирай любую. Хоть всех сразу! Не важно, сколько осилишь, лишь бы заплатил.

Леха выбирал одну из них. Он не любил скороспелок, не дозревших до совершеннолетия, и потому предпочитал бабенок от восемнадцати до двадцати двух, с тугим круглым задом, с торчащими, как яблоки, грудями, в меру трезвых. Сняв такую, вел в гостиницу и отводил душу до самого утра. На рассвете расставались, даже, не знакомясь. Зачем? Ведь оба остались довольны, чего еще желать? Зато без лжи и кривляний, без манерности и напускной влюбленности. Никто не лез в душу с глупыми вопросами.

Этих женщин Леха обожал. Они были просты, послушны и бесхитростны, ни на что не претендовали. Он никогда не торговался с ними и не обидел ни одну. Он был в меру ласков и требователен, кормил каждую, но не поил и не встречался ни с одной во второй раз.