Седая весна

Как хорошо все складывалось. Даже пятерых охранников уложили втроем. Справились с погоней. Миновали марь. Ни одного волка не встретили. Но только вышли к реке, развели костер, чтобы обсохнуть, тут их и засекли с вертолета. Связанными вернули в зону. Измотав до потери сознания, оставили коченеть на обледенелом дворе. До утра дожили лишь двое..

После этого Левушка не рисковал мылиться в бега. Понял — не судьба. И, получив на плечо клеймо мокрушника — отпетого убийцы, стал ждать милости от судьбы.

И дождался — письма от Ляльки. Ей он написал перед последним побегом. Сказал, что она была и есть — единственная, любимая… Но он не может быть с нею, потому что… И признался во всем.

— Я не доживу до встречи с тобой! Все потому, что не заслужил ее. Я не имею права любить тебя! Ты — свет и солнце, смех и счастье. А я — горе. Нельзя мечтать о несовместимом. И все ж люблю тебя. Прости! За все и за это письмо. Возможно, когда получишь его, меня уже не будет среди живых. Но и под землей и на небе я буду любить тебя! Ты — самая лучшая на земле! Прости меня…

Он не ожидал ответа. Ну кто он в сравнении с нею? Но… Она приехала. Вместе с отцом. В Магадан, а потом в зону. И Левушку вскоре забрали на медицинское обследование, обнаружили туберкулез в опасной для окружающих форме и отпустили на волю.

Лялька вместе с отцом ждали Левушку у ворот зоны. Его тут же усадили в машину, увезли в Магадан, оттуда — в Одессу.

Уже из аэропорта он не поехал к матери, а сразу к Ляльке, вместе с нею и отцом. Он понял, чем обязан им обоим, и клялся, что никогда больше не свяжется с дурной компанией, прекратит воровать, будет работать, забыв все прежнее. Никогда не отступится от своего слова, если Лялька станет его женой. Она согласилась сразу. Но отец… Он был потрясен. Он помогал Левушке как другу детства своей дочери, а он…

— Ну и нахал! — вышел из комнаты, хлопнув дверью.

— Лялька, милая девочка! Но я и вправду люблю тебя! Ни на что не рассчитывал. Видит Бог! А теперь, когда я на воле, отец лишает самого главного! Зачем мне воля и жизнь без тебя? Уж лучше б я умер в зоне! Он показал мне сказку, но не дает войти в нее! Разве я не заслужил — всем пережитым? — целовал руки, ноги девушки. Та, зная характер отца, лишь плакала. — Уговори его сама! Я всю жизнь стану носить тебя на руках. Лишь бы ты согласилась.

И девушка решилась поговорить с отцом.

Тот слушать ничего не хотел. Топал ногами, стучал кулаками по столу. Кричал так, что стекла в окнах дрожали. Обзывал обоих и самого себя за помощь, какую не стоило оказывать в той командировке — случайной и роковой.

Лялька встала перед ним на колени:

— Я люблю его!

— Вон с моих глаз! — кричал отец.

— Я наложу на себя руки, если ты не отдашь меня за него! Никто другой не нужен! — пригрозила дочь.

Он знал ее характер. Если она сказала — свой слово сдержит.

— Иди за него, если своя семья не дорога. И ни шагу на порог! Знать вас не хочу! Обоих! Я не могу вам мешать и не хочу признавать! Уходите! Нет меня никого!

В тот же день. Лёва привез Ляльку к матери. Та враз признала и полюбила девушку, не постыдившуюся ее сына, вызволившую его на волю.

Без свадьбы и огласки, тихо расписавшись, зажили втроем в двухкомнатной квартире.

Лялька, понимая, что отец не скоро простит ее, закончила курсы медсестер и подрабатывала в санатории. Работала она там через два дня на третий. А в свободные два дня училась торговать на базаре.

Нелегко и непросто далась ей эта наука. В те годы она не материлась, не умела ругаться, краснела от каждого замечания, не умела обвешивать обсчитывать, грубить.

Но бабы рынка быстро помогли. Обучил всему, показали в деле, как нужно работать с покупателями. И мужику, открывшему рот на одну из женщин за недовес, надели на голову миску с ягодами. Обматерили и обозвали так что он свою тещу в сравнении с ними счел за ангела.

— Учись, Лялька! Деньги у толпы надо зубами выдирать. Зазывай, расхваливай товар! Уламывай Заговаривая зубы, отвлекай внимание людишек от весов и рук. Никогда не давай сдачи до копейки. Говори, что нет мелочи. Пересыпаешь в сумку иль пакет с весов, не забудь, сбрось в ящик для себя то, чем торгуешь. Скоро сама поймешь, кого покупателей, на сколько можно облапошить. Помни, нет покупателей хуже стариков. Эти — ковыряться в ящиках будут целый час, а купят на копейки.

— Во, гляди, какая баба прет? Она свое пузо руками не обхватит. А сумки! Их не всякая кобыла увезет. Эта много купит. И мелочиться не станет. Любит пожрать. Ее хорошо наколоть можно. А ну, давай, обслужи ее!

— Во! Вишь, десятка в кармане! Теперь следующую! Вот эту!

Но следующая чуть не натянула Ляльке на голову тазик с грушами, когда увидела, как продавец взвесила вместе с грушами свою руку. Обозвала, выкинула все из сумки и ушла матерясь.