Седина

Сонная чашка в руке – черный чай с примесью облепихи; бормочет тихо "исторический" канал. За окном дышит изморосью поздняя осень, а Анна Ребер из далекого 1972 года бьется в истерике в динамиках музыкального центра.

Я выберу первую запись.

Щелчок. Еще один. Зажигалка? Вздох.

– Я решила начать курить… – шорох, – все-таки редкая гадость. А сколько выбирала? Битый час, кажется. Продавец уже не знал, куда меня деть. Но ведь первая сигарета – как первый мужчина: ошибешься – и вспоминаешь всю жизнь.

Нет, не с того начала.

Вчера я умерла. В общем-то, ничего страшного, если б не способ, – вздох. Несколько секунд тишины. – Господи Боже, переехал бы грузовик или маньяк пришил какой-нибудь, или свалилась на голову космическая станция… но помада? П… просто слов нет.

Выдох.

– Оказалось, в мою рабочую страховку входила эта… ой… По телевизору называется "Последний шанс". Мне вживили в голову некую штуку, которая не дает душе или, – пауза, – разуму? Покинуть тело. Не понимаю, как она работает, но я могу ходить, говорить, есть, пить. Только постепенно разрушаюсь.

Звук шагов. Открывается холодильник. "Дзинь" стекла.

– В больнице мне дали рецепт, по которому я могу покупать в аптеке всякие ко… консервирующие растворы и мази. Они замедляют разложение; запахи устраняют. В интернете, в сообществе, – пауза, шелест (волос или бумаги), – подобных мне, я прочла, что, если избегать тепла и делать разные инъекции, можно протянуть до полутора лет. Но я слишком люблю чай.

Вчера, когда меня отпустили из больницы, я как рассудительная девушка пошла в аптеку и накупила целый ворох лекарств. Кассир посмотрел на меня, будто извинялся за всю планету. Ну… что они живы, а я, вроде бы, уже нет.

Мне вдруг стало жутко тоскливо, и захотелось напиться до беспамятства. Странное желание после смерти.

Хотя есть в этом что-то сугубо человеческое – попасть в безвыходную ситуацию и топить себя глубже. Животные так не могут, у них слишком развиты инстинкты са-мо-со-хра-нения. Выговорила.

Глоток. Звон бокала. Нет, чашки! Уверен.

– Ваше здоровье. Я полдня лазила по супермаркету в поисках самого дорогого вина и сигарет. И то, и другое в итоге не понравилось.

Глоток.

– Кислятина какая-то. Никогда не разбиралась в выпивке.

Вздох. Глоток.

Вчера я осушила полбутылки и завалилась спать. Хотя это не совсем сон: из-за эффекта поствитальной гиб… гибернации, что бы это ни значило, мой мозг разучился отключаться. У меня такая, – шум перебираемых вещей, – коробочка с двумя кнопками и таймером. Если я хочу поспать, то выставляю время и нажимаю синюю. Вроде как сплю, только без снов и отдыха. А если захочу умереть – окончательно, навсегда, – надо зажать синюю и красную и подержать тридцать секунд.

Заливистый смех.

– Я… Х-хха-ха-хаа! О Боже… Я как чайник. Или стиральная машинка. Или нет! Микроволновка!!!

Смех. Вскоре он затихает, замедляется, будто последние ноты песни.

– Сегодня утром я стала, как обычно, собираться на работу. А потом подумала, – пауза, – зачем? Правда, зачем? Я ж умерла. Кстати, от них мне пришла открытка на имейл. Сейчас… – шаги, отодвигается стул; мягкие щелчки клавиатуры, – вот:

"Дорогая Богдана!

"Лорнет и Кафи" выражают глубочайшие сожаления о вашей безвременной кончине. Нам было приятно работать вместе!"

Тут о всяких начислениях и накоплениях, но в конце мне особенно понравилось: "… если вы, в дни своей постжизни, пожелаете вернуться к работе, "Лорнет и Кафи" предоставит все необходимые условия".

Мне почему-то кажется все это издевкой. Зд…

Щелчок окончания записи. Тишина.

Я вдруг пойму, что облепиховый чай остыл и затихла лебединая песня Анны. И только звучит в голове чуть грудной, чуть надтреснутый голос.

Он знакомый и нравится мне.

Следующая запись.

Гудение. Лифт?

– Я так и не поведала о своей работе. Я – модель. Не особо успешная и популярная, но все-таки. Весной одна косметическая компания заказала "Лорнет и Кафи" девушку без склонностей к прыщам…

С лязгом раскрываются створки, шаги.

– Доброе утро, Сергей Михайлович! А, вы опять спите.

В итоге, после съемок, по всему городу развесили плакаты с моим лицом и… ну, рекламой татуажной маски.

Ох, я была на седьмом небе от счастья. Выхожу из дома и вот, вижу себя через улицу. Еду по городу и вновь: я, я, я. И все смотрят, любуются.

Шум машин. Стенания ветра в динамике.

– Но, когда плакаты выцвели и потускнели, а прохожие так и не стали меня узнавать, я захотела вырвать каждый рекламный щит в городе! Господи Боже, люди, я стою рядом с вами и через дорогу – мое же лицо. Почему вы меня не видите? Даже соседи из дома, даже тот милый парень этажом ниже, у которого чайник закипает одновременно с моим. Ка…

Щелчок. Я выключу запись, чуть испуганный признанием Богданы.

"Милый парень".

Почему я не видел тебя, Богдана? Не замечал? Не хотел?

Залпом выпьется облепиховый чай; хлопнет за спиной дверь. Пролет лестницы, еще один. Пять этажей серых, оттенка неглубокой депрессии, ступенек.

Улица, закутанная в павшую листву.

Вот! Вот! Видите? Рекламный щит напротив, что будто штурмует угрюмое небо: "Татуажные маски "Эйприл Прайм". Еще больше пор и витаминов!"