Седина в бороду

Так случилось, что некий дюжий крестьянин брел в этот ранний час по своим неведомым делам. Вдруг он замер, пораженный открывшейся ему картиной. У дверей постоялого двора сидел джентльмен весьма солидной наружности. Ноги его были вытянуты, голова упала подбородком на грудь, а угрюмым взглядом джентльмен так и пожирал стоявшие невдалеке дубовые столы. Одет он тоже был весьма странно с точки зрения сельского жителя. Такое одеяние и впрямь не часто встречалось за пределами Лондона. Правда, великолепие элегантнейших сапог с кисточками несколько потускнело, а идеально скроенный синий сюртук с золотыми пуговицами выглядел пыльным и мятым. К тому же тут и там к нему пристали былинки сена.

Крестьянин, все еще стоял с открытым ртом, когда предмет его изумления поднял голову. Наружность джентльмена вполне соответствовала его наряду. Длинные волосы пребывали в некотором беспорядке, и тем не менее самоуверенное худое лицо с орлиным носом внушало почтение. Он милостиво кивнул, снисходительно улыбнулся и повелительным движением изящной руки подозвал крестьянина поближе. Тот растерянно огляделся, почесал в затылке и осторожно подошел.

– Доброе утро! – приветствовал его сэр Мармадьюк.

– И вам того же, сэр, – со вздохом ответствовал крестьянин. – Утро и впрямь погожее.

– Тогда что же вас тревожит?

Крестьянин внимательно посмотрел на спрашивающего, потер подбородок и вновь тяжело вздохнул.

– Надо полагать, есть причина, сэр.

– Вы тоже не завтракали? – с состраданием спросил сэр Мармадьюк.

– Не завтракал, сэр? – недоуменно переспросил крестьянин. – Господи, нет. Я позавтракал, во всяком случае, я съел столько, сколько смог проглотить, а это, право, не больше горсти. Заботы лишили меня аппетита, сэр.

– Что же это за заботы?

– Я не решаюсь сказать, сэр. Все думаю об этом и день и ночь, но сказать не решаюсь, так что, извините, сэр, я пойду своей дорогой.

– Вас гонит в путь какое-то неприятное дело?

– А когда они бывают приятными-то, сэр?

– В котором часу открывается постоялый двор?

– В половине шестого, сэр, а по базарным дням в пять.

– А сегодня, случаем, не базарный день? – с надеждой спросил сэр Мармадьюк.

– Да нет, сэр, не базарный.

Человек нерешительно топтался на месте, собираясь уйти, но уловив едва заметный, но властный жест изящной руки джентльмена, присел на краешек скамьи и, стянув с головы шляпу, уставился неподвижным взором прямо перед собой.

– Ну? – спросил сэр Мармадьюк, проявляя нетерпение.

– Что «ну», сэр?

– Вы не очень разговорчивы.

– Такой уж, видать, уродился. Я никогда попусту не мелю языком, особенно с незнакомцами.

– Превосходно, Джейкоб! – вполголоса похвалил его сэр Мармадьюк.

– Что? – Крестьянин вздрогнул.

– Вы ведь живете неподалеку, Джейкоб?

– Да, сэр, но…

– И работаете в Монкс-Уоррен?

– Да, сэр, – пролепетал Джейкоб и отодвинулся подальше. – Но, сэр, откуда вам известно, что меня зовут Джейкоб Джарвей и что я работаю в Монкс-Уоррен…

– Колодки, – мечтательно произнес джентльмен, лениво кивнув в сторону деревянных расписных колодок, – они очень красивы…

– Колодки! – прохрипел Джейкоб, с ненавистью взглянув на упомянутое изделие, которое нес под мышкой.

– Они у вас в отличном состоянии, Джейкоб…

– Не у меня, сэр, не у меня! Наш эсквайр выписывал мастера из самого Петворта. А раз уж они есть и в порядке, эсквайр всегда найдет кого в них заковать – мужчину, женщину, а то и ребенка.

– Эсквайр? – переспросил сэр Мармадьюк.

– Да, сэр, эсквайр Брендиш. Вот вернется скоро, и таким, как я, станет совсем худо.

– Что, строгий?

– Не то слово. Жестокий, пуще зверя, сэр! От него жди беды. Возьмите хотя бы историю с Нэнси Уоррендер. Он преследовал бедняжку, прохода не давал, а она и утопись с горя. Это, правда, давно уже было, несколько лет назад, но я не забыл! А ведь были и не такие гордые, и…

– Значит, вас беспокоит Брендиш, дружище?

Уловив сочувствие в голосе джентльмена, Джейкоб придвинулся поближе и хрипло прошептал:

– Сэр, я вот что вам скажу. Многим бы… взглянуть на то, как он станет корчиться в предсмертных муках. И я в первую очередь! И знаете почему? Потому как теперь он положил глаз на Еву Эш, и, помяните мое слово, этот ирод постарается получить ее, честно или обманом, но постарается.

– Вы уверены?

– Да! А ведь наша Ева-Энн невинна, как младенец! О замыслах Брендиша знаем только я с ее дядьями.

– Откуда? – Сэр Мармадьюк кинул еще один взгляд на колодки, его изящные пальцы стиснули набалдашник трости. – Откуда вы узнали о его планах? И почему вы так уверены?

– Я слышал, как он похвалялся пред своими собутыльниками в во время последней попойки в этом вот самом постоялом дворе! «За Еву-Энн, – кричал он, – Ева-Энн станет моей!» Я не утерпел тогда и плеснул в его ненавистные глаза из стакана, не пожалел доброй порции эля. Брендиш заковал меня в эти колодки, а на них тогда еще краска не высохла, черт его дери!

– А что случилось потом, Джейкоб?