- Они схватят меня, конечно же, схватят! Поэтому я бегу, поэтому я боюсь...
- Бедное мое дитя, ты совсем потеряла рассудок, но это, впрочем, и неудивительно. Но, успокойся же, прошу тебя!
- Хорошо, Джон, я постараюсь, но я ведь всегда была трусихой. Прости меня!
- Дай мне твою руку.
- Ты так ласков и добр, Джон. Если бы не ты, я бы потеряла голову. Я всегда считала себя храброй, но теперь при одной мысли о погоне мне становится так страшно... Мне чудится, что повсюду притаились соглядатаи, что меня вот-вот схватят...
- Если и схватят, то не тебя, милая Ева, - совершенно спокойно ответил джентльмен. - Но помолчи же, успокойся, давай пойдем чуть помедленнее, и я расскажу тебе о Лондоне.
И он принялся описывать невообразимые чудеса этого города. Он рассказывал о жестокости и высокомерии столицы, о ее богатстве и славе, он вспомнил древние легенды, поведал о Лондоне великосветском, о представлениях и предрассудках его обитателей, о бесчисленных праздниках, балах и маскарадах. И, слушая своего спутника, погрузившись мыслями в неведомый и заманчивый мир, Ева-Энн на время забыла о страхах и тревогах.
Но внезапно их мирную беседу прервал странный звук. Они замерли. Откуда-то доносилась музыка - звонкая, светлая, мелодия, словно солнечный луч, пронзивший ночную мглу.
- Скрипач Джеки! - воскликнула Ева. - Но как странно! Почему он здесь в столь поздний час и так далеко от нашего дома?
- От вашего дома?
- Да, от Монкс-Уоррен. Он всегда останавливается у нас, когда бывает в этих краях. Мой дядя знал его еще в те времена, когда Джеки был счастлив и здоров. Дядя любит его и жалеет. Пойдем, я должна поговорить с ним.
Скрипач сидел под деревом, склонив седую голову над своей скрипкой. Он самозабвенно играл, не обращая внимания ни на что вокруг. Ева осторожно коснулась его седых волос. Скрипач поднял голову.
- А, это ты, мой ангел? - ничуть не удивившись, он взял ее руку и поцеловал. - И вы тоже здесь, мой благородный друг! - Он тепло улыбнулся. Я играл для Господа. Я славил его имя. Благодарил его за оказанные милости, особенно за одну из них, за чудесную, величайшую милость, дарованную мне!
- Дома все в порядке? - тревожно спросила Ева.
- Да, все в полном порядке. - Скрипач кивнул и снова улыбнулся.
- А как... как дядя Иеремия?
- Я буду до скончания века славить Господа за то, что он помогает людям избавить этот мир от зла...
- Что? - Сэр Мармадьюк наклонился к скрипачу и внимательно посмотрел ему в лицо. - Какого зла? Что вы имеете в виду, друг мой?
- Нет, сэр. - Скрипач покачал головой. - Кто я такой, чтобы рассказывать о деяниях всемогущего и всемилостивейшего Творца? Пусть это сделает моя Джиневра. Слушайте же! - Он прижал скрипку к подбородку, взмахнул смычком, но Ева мягко остановила его.
- Милый Джеки, ведь уже совсем поздно, - ласково сказала девушка. Тебе лучше вернуться домой. И я прощу тебя, Джеки, скажи моим любимым, моим замечательным старикам, что у меня все будет хорошо. Передай им, что Бог не оставит меня, и пусть они молчат, что бы ни случилось. Ты передашь, Джеки, передашь им мои слова?
- Чтобы они молчали ради Господа и тебя, мой ангел? Конечно, передам! вскричал маленький скрипач, проворно вскакивая на ноги. - Передам! Пускай смеются, пускай поют и хлопают в ладоши, славя Господа, ибо милость его безгранична. Я иду! Я уже иду к ним! - Он подпрыгнул, звонко рассмеялся, и, отвесив поклон, быстро удалился танцующей походкой лесного эльфа. Его волосы серебром сверкнули в лучах луны.
- Интересно, - пробормотал сэр Мармадьюк, задумчиво глядя ему вслед. Интересно, что он имел в виду.
- Бедный Джеки, - вздохнула Ева-Энн, - в его жизни хватало страданий.
- Ты знаешь его историю, Ева?
- Я знаю лишь, что у него была дочь. Она умерла, и в день ее похорон Джеки сжег свой дом. С тех пор бродит по дорогам Англии. Он помешался. Но он очень добр, я знаю его с детства и очень люблю. Пойдем же, нам пора!
Они снова тронулись в путь. Взглянув на своего спутника, Ева внезапно спросила:
- А где твоя трость, Джон? Твоя замечательная трость с блестящим набалдашником?
- Трость? А, сломалась. Я ее выкинул.
- Жаль, она бы тебе сейчас пригодилась. Ты, наверное, устал.
- Вовсе нет.
- Но ты хромаешь.
- Это все мои сапоги.
- Так сними их.
Сэр Мармадьюк изумленно взглянул на девушку.
- Как так, Ева-Энн?!
- Я вот люблю ходить босиком. Так приятно пройтись по прохладной росе. А ведь как раз сейчас и выпала роса, Джон.
- Да? - подозрительно спросил джентльмен.
- Конечно. Ноги горят, а трава прохладна и свежа...
- И в самом деле, почему бы тебе не скинуть свои туфли и не...
- Как раз это я и собираюсь сделать! Она отошла в сторонку, наклонилась, скинула туфли, и вот уже замелькали изящные лодыжки и маленькие, но сильные ступни.
- А теперь ты, Джон! - приказал Ева, повелительно указав на щегольские сапоги джентльмена.
- Я? - испуганно воскликнул сэр Мармадьюк. - Но это невозможно, дитя мое!
- Почему? Тебе же больно!
- Больно, но я могу потерпеть.
- Это глупо, Джон! Снимай же свои сапоги, и ты увидишь, как приятно ступать по траве босиком.