Седина в бороду – бес в ребро

– Просто, когда ей было ещё лет десять, один туповатый одноклассник ляпнул ей неумную шутку: Люба слезла с дуба… Прибежала домой, кричит: мама, никогда больше не зови меня Любой! А как, спрашиваю. Я слышала, отвечает, одну старшеклассницу все называют Любашей. Хочу тоже быть Любашей!

– Ну, Любаша, конечно, гораздо лучше, – согласился Олег Павлович. – Красиво, нежно…

– Она и сама была нежной. Пока я не сказала на её двадцати-девятилетии, что моя жизнь в этом возрасте круто изменилась к лучшему…

– И что?

– Ну дала ей, дура, толчок к размышлениям о собственной судьбе. Задумалась девка, и сбесилась… Ну как же, у мамы в двадцать девять жизнь стала лучше, а я – среди тараканов и крыс, в бараке…

– А у тебя-то почему жизнь вдруг пошла в гору в те годы?..

– Так тебя же полюбила, балда! И забеременела Любашей!..

– И это стало для тебя счастьем на всю жизнь?.. – с удивлением посмотрел на женщину Олег Павлович.

– Конечно!

Олег Павлович, задумавшись, молчал несколько минут:

– Ну ладно, Оленька, – вдруг встрепенулся он, – пошли, попрощаемся с Димой, и – по домам: завтра похороны… – он встал с лавочки и пошёл к телу Дмитрия.

– Да, пошли… – Ольга Ивановна последовала за Олегом Павловичем.

Анна, увидев, как Олег Павлович и Ольга Ивановна подошли к телу Дмитрия, сказала Любаше:

– Ну что, пора прощаться с Димочкой… Завтра похороны…

– Да, пора… – ответила Любаша и пошла за Анной.

Все молча и со скорбью некоторое время смотрели на тело Дмитрия. И каждый думал о своём. Никто уже ни с кем спорить не хотел.

Вдруг под простынёй медленно и едва заметно, так, как это бывает, когда по животу беременной женщины неспешно перемещается выпуклый след от ручки или ножки переворачивающегося в её утробе ребёночка, перекатилась лёгкая волна движения.

Ольга Ивановна испуганно перекрестилась:

– Ой! Свят-свят-свят!.. Или мне показалось!.. Или… Простыня шевелится!..

– Я тоже подумала, показалось… – с дрожью в голосе откликнулась Анна. – Но если двоим…

– Троим… – с сомнением и надеждой Олег Павлович неотрывно смотрел на простыню.

– Да, четверым не могло показаться… – дорисовала картину всеобщего удивления и испуга Любаша. – Значит?..

У Олега Павловича перехватило дыхание:

– Неужели?..

Вдруг раздался хорошо слышный вздох и негромкий стон Дмитрия. Все оцепенели.

Людмила, улёгшаяся вслед за Виктором на всякий случай на свой стол, высунула из-под простыни голову:

– Ну он их щас в гроб загонит!

Виктор тоже выглянул из-под простыни:

– Не надейся, вдвоём будем куковать…

Ольга Ивановна радостно закричала:

– Он дышит! Он живой!..

– И даже стонет!.. – воскликнула Любаша.

Все быстро окружили стол со всех сторон, стали осторожно прикасаться к телу Дмитрия, ещё не веря в возможное счастье.

Дмитрий начал очень медленно стягивать с головы простыню.

Людмила, опёршись локтем о стол, с интересом наблюдала за происходящим:

– Ну хоть это сделал не быстро…

– По инструкции… – авторитетно подтвердил замеченный Людмилой факт Виктор.

Олег Павлович, видя, как Дмитрий медленно освобождает от простыни голову и поворачивает её в разные стороны, разглядывая окружающих, обнял его пока ещё неподвижное тело, громко и радостно закричал:

– Боже мой, Димочка! Сыночек! Ты живой! Ты всё-таки живой! – не стесняясь окружающих, он заплакал. – Я верил в это! Я надеялся! Я знал! Ты не мог умереть! Мы же все тебя так любим!..

Дмитрий медленно приподнялся, оказавшись в сидячем положении, стал с удивлением озираться, делая вид, что не понимает, что происходит:

– Где я?.. Что со мной?..

Людмила села на стол, свесив ноги:

– Ну артист!..

Виктор тоже сел на свой стол, тоже свесив ноги:

– А мы бочку катили…

– Сынок, ты с нами! А где – разве это важно?.. Главное, что ты живой!.. – радостный и торжествующий крик отца зазвенел множеством повторов, отражаясь от стен маленького помещения. – Он живой! Он живой! Ур-р-а, он живой!

Взявшись за руки, все восторженно засмеялись, запрыгали хороводом вокруг стола, на котором с деланным удивлением продолжал сидеть Дмитрий, и всеобщий громкий крик «Ура! Он живой! Он живой! Да здравствует жизнь!» мог бы, наверное, как говорят в таких случаях, разбудить даже мёртвого.

Дмитрий неспешно встал со стола и застыл столбом в неподвижности. А всеобщее ликование и радость только продолжали нарастать как снежный ком, который, скатываясь с вершины горы, довольно быстро превращается уже в неудержимую лавину. Все обнимали его, целовали, просто прикасались к нему, будто не до конца ещё веря, что долгожданное чудо всё-таки свершилось!.. Но Дмитрий при этом продолжал сохранять спокойствие и даже равнодушие человека, якобы не понимающего ещё, что же с ним тут происходит.

Людмила показала пальцем на Дмитрия:

– Какая отрешённость!.. Станиславский сказал бы: верю!..

– Ну даже если я поверил… Талант пропадает… – поддакнул Виктор.

– Ну почему же пропадает? – засмеялась Людмила. – От Аннушки косить будет талантливо…

– Так Бог же… – с уважением и страхом воздел к небу руки Виктор.

Людмила посмотрела на него как на наивного ребёнка:

– Ты думаешь, он заметит? У него ж дел по горло! Поди, уследи за всеми…