Ева-Энн возвращалась по тенистой лесной дороге; девушка двигалась с той гибкостью, с той непринужденной грацией, что свойственны лишь пылкой юности. Сэр Мармадьюк наблюдал за ней, сидя в своей канаве, и ему на ум приходили то стремительный полет ласточки, то исполненный благородства прыжок оленя, то легкое и неуловимое движение рыбы в прозрачных глубинах, он любовался своей спутницей, пока вдруг не осознал, что в руках у Евы-Энн большая корзина.
– Ей-богу! – воскликнул он, отбирая у девушки поклажу. – Она куда тяжелей, чем выглядит.
– Осторожней, Джон, там соус. Не наклоняй ее так сильно!
– Соус?
– Ну да, соус! Я встретил жену фермера, и она, добрая душа, продала мне пирог с мясом и фасолью.
– Чудесно, дитя мое! Я купил кое-кого, и у меня имеются большие подозрения, что зовут его Гораций.
– Что ты хочешь этим сказать, Джон? – девушка с беспокойством взглянула на джентльмена.
– А также палатку, два котелка и чайник!
– Ты бредишь, Джон?
– Взгляни сама!
Он повел девушку в лощину, где они и обнаружили Горация, с огромным аппетитом пожиравшего тростниковую подстилку. Невозмутимо чавкая, осел поднял лохматую голову и навострил длинное ухо. Хитрый глаз уставился на пришельцев. Сэр Мармадьюк отступил в сторону:
– Ева-Энн, позволь представить тебе Горация, нашего спутника в предстоящих странствиях.
– О, – звонко рассмеялась Ева, – какой у него умный взгляд!
– Примечательный факт, дитя мое, учитывая, что это всего-навсего осел!
– Но бедняжка голоден, Джон, посмотри, он совсем изголодался!
– Удивительно! – озадаченно согласился сэр Мармадьюк. – Гораций уже управился с шейным платком отнюдь немалых размеров, который вкупе с этой тростниковой подстилкой был призван утолить желания ослика. Но, похоже, этого не произошло. Этот осел – самая большая загадка на свете.
Ева засунула руку в корзину, извлекла большую морковку и протянула ее Горацию. Тот поднял морду, шершавый нос обнюхал соблазнительный овощ, и подстилка вмиг была забыта. Бархатистые губы деликатно приняли подношение из рук девушки.
– Он очень милый! – с восторгом сообщила Ева-Энн.
– Удивительно, – повторил наш джентльмен.
– Его надо почистить, Джон!
– И верно, при ближайшем рассмотрении животное выглядит до крайности неопрятным, дитя мое. Но пойдем посмотрим на наши остальные приобретения.
И как приятно было наблюдать, с какой радостью Ева-Энн рассматривала каждый предмет. Особенно заинтересовали ее помятые котелки.
– Они придутся так кстати, Джон! – воскликнула она, не отрывая горящих глаз от почерневших бесформенных уродцев.
– Два котелка и чайник! – несколько уныло откликнулся сэр Мармадьюк. – Один котелок, как мне сказали, без ручки, и оба они отвратительны на вид. Нужно немедленно их выкинуть…
– Ни в коем случае, Джон! Я их почищу, и они заблестят как новенькие.
– Ты не устаешь поражать меня, дитя мое!
– А вот и палатка! – восторженно воскликнула Ева.
– Палатка, – он помрачнел еще больше, – при ближайшем рассмотрении выглядит не менее отвратительно, чем посуда.
– Перестань, Джон, просто она такого цвета.
– С огромной дырой! – вздохнул он обреченно. – Хотя мне дали совет – прикрыть ее крышкой от котелка…
– Ничего страшного, я зачиню дыру, Джон.
– И тем не менее, Ева-Энн, палатка эта – одно расстройство.
– Зачем же ты купил ее?
– Во-первых, потому что продавалась только эта палатка, и, во-вторых, издалека она выглядела вполне прилично.
– Ты дорого за нее заплатил, Джон?
– Мне показалось, продавец был доволен.
– Что ж, это очень милая палатка, она мне нравится, – решила девушка.
– Благослови тебя Господь, дитя мое, ты слишком добра! Тебе придется довольствоваться этим неприглядным сооружением, пока мы не приобретем что-нибудь получше.
– Но мне не нужно ничего лучшего, ты и так очень добр и внимателен ко мне, эта палатка…
– Последний владелец, – сэр Мармадьюк с сомнением взглянул на полотняное сооружение, – выглядел довольно опрятно. И все же думаю, ее следует хорошенько встряхнуть и переставить на новое место, скажем, вон под то дерево, если ты согласна ночевать сегодня в этой лощине.
– Да, здесь очень удобно, и главное, уединенно. Вон там течет ручей, что тоже кстати, так что давай останемся здесь. Надо подогреть пирог. Я разведу костер.
– А я займусь палаткой.
Сняв сюртук, сэр Мармадьюк принялся за работу, и в конце концов не без труда сумел-таки свернуть палатку, совладав с путаницей из колышков и веревок. Он перетащил палатку на облюбованное место недалеко от журчащего ручья, где тенистые деревья и кусты создавали некое подобие беседки из листьев.