Седьмая ложь

Элизабет КЕЙ, Кристиан МЁРК, Маргарет МЕРФИ, Миюки МИЯБЭ СЕДЬМАЯ ЛОЖЬ (антология)

СЕДЬМАЯ ЛОЖЬ (роман)

Джейн и Марни с детских лет неразлучны. Они делят все на двоих. Им известны самые сокровенные тайны друг друга. Но Марни встречает Чарльза — и все меняется. Потому что Джейн сразу, или почти сразу, чувствует ненависть к нему, такому успешному, лощеному, самодовольному, умеющему и желающему нравиться всем… кроме нее самой. И когда Марни спрашивает, как ее подруга относится к Чарльзу, та решается на свою первую, ма-аленькую и вполне невинную, ложь. В конце концов, даже лучшие друзья держат кое-что при себе. Но если бы Джейн была честна, то, возможно, мужу ее подруги повезло бы чуть больше… Ибо первая ложь никогда не бывает последней. Это только начало. Она приводит к другой лжи, а та — к следующей, и эта цепочка неумолимо растет, приводя к сокрушительному финалу.

Ложь первая

Глава 1

— Вот так я и завоевал ее сердце, — заключил он с улыбкой и, откинувшись на спинку кресла, заложил руки за голову и потянулся.

Ходячее воплощение самодовольства.

Он посмотрел на меня, потом на идиота за моей спиной, затем опять перевел взгляд на меня. Явно ожидал от нас какой-то реакции. Хотел увидеть на наших лицах улыбки, почувствовать наше восхищение, наш восторг.

Я ненавидела его. Ненавидела всепоглощающей, жгучей, прямо-таки библейской ненавистью. Как ненавидела эту историю, которую он повторял каждую пятницу, когда я приходила на ужин. Не важно, кого я приводила с собой. Не важно, с каким дегенератом я в тот момент встречалась.

Он всем рассказывал эту историю.

Еще бы! Ведь речь шла, понимаете ли, о его главном жизненном достижении. Для такого мужчины, как Чарльз, — успешного, состоятельного, обаятельного — красивая, умная и блистательная женщина, подобная Марни, была чем-то вроде медали высшей пробы в его коллекции. И поскольку чужое уважение и восхищение были необходимы ему как воздух, а от меня он ни того ни другого не получал, ему оставалось выжимать их из других гостей.

Меня каждый раз так и подмывало сказать в ответ (но, разумеется, я никогда этого не говорила), что у него пороху не хватит, чтобы завоевать сердце Марни. Сердце, если уж быть честной, а я наконец до этого дозрела, завоевать нельзя! Его можно только подарить и принять. Но ни в коем случае не похитить, не покорить, не разбить, не завладеть им, не украсть его, не приказать ему что-то. И уж точно не завоевать.

— Сливки? — спросила Марни.

Она стояла у обеденного стола с белым керамическим кувшинчиком в руках. Волосы ее были сколоты в аккуратный узел на затылке, выбившиеся локоны обрамляли лицо, цепочка перекрутилась, и подвеска оказалась рядом с застежкой в ложбинке между ключицами.

— Нет, спасибо, — покачала головой я.

— Тебе я и не предлагаю, — улыбнулась она в ответ. — Я же знаю твои вкусы.

Хочу кое-что сказать тебе, прежде чем мы начнем. Марни Грегори — самая яркая, впечатляющая, поразительная женщина из всех, кого я знаю. Она моя лучшая подруга вот уже восемнадцать с лишним лет — наши отношения официально достигли совершеннолетия, когда уже можно пить спиртное, вступать в брак и играть в азартные игры. Словом, мы подруги с того самого дня, как познакомились в школе.

Был первый учебный день, и все мы выстроились в длинном узком коридоре — вереница одиннадцатилетних ребятишек, по очереди подходивших к столу в дальнем конце холла. Некоторые сбивались в группки по несколько человек, как мыши внутри удава, нарушая упорядоченную цепочку.

Я нервничала, думая о том, что никого здесь не знаю, и морально готовилась провести бо́льшую часть следующих десяти лет в одиночестве. Разглядывая эти маленькие компании в коридоре, я пыталась убедить себя, что вовсе не хочу принадлежать к одной из них.