Седьмая ложь

Да, ей пришлось попридержать эти новости, – разумеется, она просто не могла поступить по-другому из-за всего того, что произошло. Но для нас обеих настало время двигаться дальше. Ей очень нелегко, сказала она, одновременно платить арендную плату за эту квартиру и свою долю ипотечной ссуды за новую, и вообще, ей давно пора подумать о том, чтобы перебраться туда; там нужно столько всего сделать, а ничего не делается. Быть может, я захочу снимать эту квартиру вместо нее? Но если нет – никаких обид, она поможет мне подыскать что-нибудь другое.

Наверное, я давно знала, что когда-нибудь она влюбится и захочет уехать из этой квартиры. И тем не менее решение Марни стало для меня шоком. Я не верила, что это произойдет так скоро. И уж точно не таким образом.

В тот же день я покинула Воксхолл и поселилась у Эммы. Но ее странный мирок был слишком уж странным для меня: пустой холодильник, причудливые правила. И я сняла себе отдельную квартиру. Впервые в жизни я стала жить одна. Дом был построен лет десять назад, и каждая квартира представляла собой идеальный квадрат: спальня, санузел и кухня-гостиная, пригнанные друг к другу, как фигурки в тетрисе. Предыдущему жильцу разрешили покрасить стены: в спальне они были синими, в санузле – оранжевыми, а за диваном – желтыми. Квартира располагалась в хорошем месте, стоила приемлемых денег и была вполне подходящей. Но я ненавидела там находиться. Я хотела быть с Марни. Поэтому я постоянно кляла Чарльза. Я винила его во всем: в моем одиночестве, в моей печали, в моем горе – отчасти потому, что позволяла себе это, а отчасти потому, что, откровенно говоря, считала тогда и считаю сейчас, что он в самом деле виноват в чудовищном злодеянии.

Если бы можно было предугадать, что очень скоро моя жизнь потечет привычным чередом, только уже без него, ненавидела бы я его так сильно? Или нашла бы утешение в знании, что чаши весов в итоге придут в равновесие?

Наверное, мне даже было за что его поблагодарить. Пожалуй, справедливо будет сказать, что он заставил меня вновь встать на ноги. Я к тому моменту не работала уже почти два месяца, и его себялюбие вынудило меня найти в себе силы, которые, как мне думалось, я утратила. За многие годы – да что там, за всю свою жизнь – я не провела ни одной ночи в одиночестве, а он отнял у меня компаньонку и вынудил уйти. Мои сторонники, мои вдохновители, мои советчики остались в прошлом. Не было никого, кто позаботился бы обо мне, никого, чья любовь была бы всеобъемлющей и безоглядной, никого, кто считал бы меня центром вселенной. Ничего этого не могло быть в моей жизни без Джонатана. И уж точно – без Марни.

Глава двадцать третья

Вскоре я узнала имя загадочной женщины, присутствовавшей на похоронах. Валери Сэндз – тридцать два года, разведенная, журналистка. Вот уже десять лет она писала для местной газеты, в свободное время вела свой сайт, который местами откровенно отливал желтым, и была исполнена решимости раскопать какую-нибудь реальную историю, что-то по-настоящему впечатляющее, что-то серьезное – то, что могло бы изменить ее репутацию.

ЛЮБОВНИЦЫ-ЛЕСБИЯНКИ РАСПРАВИЛИСЬ СО СВОИМИ МУЖЬЯМИ

Таков был придуманный ею заголовок. Он был набран большими буквами, темно-красным шрифтом, который на белом фоне ее блога выглядел как капли крови. Мы не догадывались ни о том, что публикация должна появиться в Интернете, ни о том, что кто-то вообще ведет расследование, пока не вышла статья в газете. Это обнаружилось недели через две после похорон, когда уже казалось, что когда-нибудь, в отдаленном будущем, Марни вновь вернется к нормальной жизни. Ее начинало понемногу отпускать, осознание масштаба потери ширилось, но концентрация горя уменьшалась, как разбавленный сироп, мы даже пару раз смеялись над чем-то вместе. Я кидалась в крайности, переходя от абсолютного спокойствия (ведь доказать мою причастность к смерти Чарльза было невозможно) к удушающей панике (а вдруг все-таки докажут?). Тем не менее похороны остались позади, и, по мере того как дни складывались в недели, я начала ощущать себя более уравновешенной и панические атаки испытывала нечасто.

Ни у кого не возникло особых вопросов, вернее, поначалу кое-какие вопросы мне все же задавали, но все они были несущественными, и самая очевидная версия случившегося вполне устроила всех в качестве правды. У Чарльза был приступ мигрени, ему зачем-то понадобилось спуститься с лестницы, у него закружилась голова, он оступился и упал, сломав себе шею; смерть его была практически мгновенной. И у Чарльза действительно в то утро была мигрень: Марни подтвердила это в присутствии парамедиков. А приступы головной боли у него нередко сопровождались дезориентацией, помутнением в глазах и головокружением.