Седьмая стража

— У меня, профессор, к вам один вопрос, — послышался мучивший его голос, заставивший и самую глубину его существа содрогнуться, — раньше он никогда не слышал такого давящего, не оставляющего ни малейшей надежды, палаческого голоса. — Кто стоит у вас за спиной и кто вами движет, профессор? Скажите, и вам сразу станет легче, не мучайте себя, исход предрешен.

— Кем? — запротестовал Климентий Яковлевич. — Кем предрешен? Уж не вами ли? — Он хотел засмеяться, не смог, некрасиво оскалился и стал задыхаться, испуганно округлив глаза. — Убийца… палач… вы…

— Я жду, профессор, — оборвал его Меньшенин. — За все ваши тайные черные дела и преступления вас приговорила сама русская земля, и приговор не подлежит обжалованию. — Ваша игра подошла к концу, наберитесь мужества и успокойтесь.

И тогда Климентий Яковлевич окончательно и бесповоротно понял, скорее даже почувствовал приблизившийся вплотную рубеж небытия, — о нем раньше он никогда не разрешал себе думать, а если об этом приходилось с кем-либо говорить, то он вспоминал нечто ординарное и безликое, вроде того, что все там будем, и тотчас, едва успев отвернуться, забывал о своих словах. И вот, еще полный сил, желаний и планов, он должен был смириться и уйти, и причиной тому вот этот сидевший рядом в кресле московский недоносок, каким-то роковым образом вставший у него на пути… И тотчас душа его запротестовала и застонала, так не должно быть, нет, нет, раздался в нем подспудный задавленный крик, нет, это несправедливо, над ним ведь простирается защита могущественных сил, давно уже управляющих миром, планирующих войны и революции, меняющих любые правительства и режимы в любой части света… он одно время усомнился, и вот расплата… да нет, нет, просто какие-то галлюцинации, сон, бред, пожалуй, он еще не проснулся… Как здесь мог оказаться Меньшенин? Кто его впустил?

Попытавшись сесть и позвать жену, он сам не услышал своего голоса, и опять липкий холодный пот покрыл тело — от этого он передернулся.

— Я жду, — вновь услышал он отвратительно бесстрастный голос рядом и скосил глаза, пытаясь поймать взгляд своего палача.

— Послушайте, Меньшенин, — сказал он, собрав всю свою волю. — Я понимаю, вы очень много знаете, за вами, очевидно, большая и преступная стихия… Только напрасно стараетесь, эта страна приговорена высшими тайными силами, она погибнет, исчезнет, никто и ничто не сможет этому помешать… Идите к нам, вы умный и талантливый человек, получите в жизни мыслимое и немыслимое, познаете высшее наслаждение — неограниченную власть, возможность участвовать в конструировании модели нового миропорядка, вы даже сможете предложить миру своего Бога — все будет разрушено здесь, все выродится и вымрет — так решили высшие силы… Они никогда не отступят от своих планов, еще не было такого случая и никогда не будет… ну…

— Вы напрасно расточаете свое красноречие, профессор, — услышал Климентий Яковлевич пугающе ровный голос, только теперь в нем пробивалась насмешливая нотка. — Бабушка еще надвое сказала, здесь мы еще посмотрим. Я и сам мастер напустить в глаза туману… Я жду, профессор, вы не забыли?

— Мне что-то тяжко, — пожаловался Климентий Яковлевич.. — Освободите меня, никто ничего не узнает, клянусь вам. Ведь вас все равно вычислят и найдут, расплата будет ужасной. Подумайте о своем сыне, о жене — у вас такая прекрасная жизнь впереди, вы так молоды…

— Чепуха! — тяжело уронил Меньшенин. — Молодость пройдет, честь останется. Итак…

— Можно задать единственный вопрос? — заторопился профессор. — И потом…

— Хорошо. Слушаю вас…

— Сколько времени у меня осталось? — быстро спросил Климентий Яковлевич, с решительностью и вызовом в глазах. — Только правду, больше ничего не надо…

— Ровно столько, сколько осталось до моего ухода. Едва лишь за мной закроется дверь… Впрочем, коллега, все интересующее нас мы давно знаем. Ваше дело — можете молчать, мое же время истекло, к сожалению, я должен…

Климентий Яковлевич поверил сразу и безоговорочно.

— Вы меня застрелите, зарежете или придушите? — продолжал он выпытывать с болезненным любопытством, и у Меньшенина по лицу пробежала тень легкой улыбки.

— Ну, профессор! — сказал он. — Вас никто пальцем не тронет.

— А как же?

— Очень просто. У вас остановится сердце, оно достаточно потрудилось и изработалось. Вот так, коллега, запустить обратно его никто уже не сможет.

— И кем же это решено? — Голос хозяина от такой вести дрогнул и окончательно сел.

— Вот этого не знает никто… и не должен знать, — ответил гость и встал. Здесь профессор заметил, что его рука, ранее находившаяся во власти Меньшенина, свободна.

— Подождите, — попросил он. — Я скажу… ваш шурин, Вадим Анатольевич Одинцов — вот кто стоит у меня за спиной…

— Зачем вы лжете, профессор, никакая жизнь не стоит такой дорогой цены… Лгать, как мелкому карманнику, — укоризненно заметил Меньшенин. — Прощайте…

— Подождите! — взмолился Климентий Яковлевич. — Я скажу… обещайте не уходить еще пять минут… обещайте!

Бросив взгляд на часы, Меньшенин кивнул и вновь опустился в кресло.