Седьмая свеча

Оля не прятала в своей квартире мужчину, она занималась черной магией! Теперь это стало ему понятно, ведь в свое время он прочитал об этом массу популярной литературы. Он обернулся и вздрогнул — в дверях комнаты стояла Оля и изучающе смотрела на него. На ней была длинная белая полотняная рубашка с завязками на груди и рукавах.

У него пересохло в горле, он ничего не мог выговорить, впрочем, он и не знал, что сказать. Оля так же молча подошла к нему, взяла его за левую руку и заставила выпустить сверток с замаскированными цветами. Они упали, почти не произведя шума. Заметив, что он пытается что-то сказать, протягивая направления на анализы в поликлинику, Оля отрицательно качнула головой.

— Мельхидаэль, Барехас! — произнесла она, и его руку полоснула боль. Только сейчас он заметил в ее руке нож, которым она сделала надрез на его руке. — Заклинаю тебя именами Князей духов, ангелами-истребителями, низвергнутыми в тартарары с небес, покорись мне, отдай свою душу, плоть и кости, чтобы ни к кому не привязывался в этом мире или в ином, кроме меня. Клянись и целуй книгу Духов. — С его руки кровь стекала в глиняную чашу. Она нарисовала этой кровью крест на его губах. — Запечатываю твои уста, запрещаю говорить непотребное, могущее принести мне вред или производить действие, направленное против меня.

Достала, как показалось в полумраке, черную книгу и заставила ее поцеловать и трижды произнести «клянусь и повинуюсь!». Иван Степанович покорно все исполнял, чувствуя при этом, как холодный пот стекает по спине.

— Теперь ты никуда от меня не денешься! — удовлетворенно сказала Ольга. — А сейчас возьми меня, прямо здесь. — И одним движением сбросила рубашку, под которой ничего не оказалось, кроме ее тела, изнывающего от страсти.

В час ночи она буквально вытолкнула Ивана Степановича из квартиры, на прощание сказав:

— Помни, теперь ты мой! Не забывай этого, иначе тебя ожидает нечто ужасное. Сегодня ночью ты в этом убедишься.

Эти слова не давали ему покоя по пути домой, куда он добирался на такси. Жена не спала и явно была взволнована. «Задержался у друзей», — брякнул он первое, что пришло в голову, и замер. Она ведь знает, что у него друзей нет, и объяснить опоздание можно было чем угодно, но только не этим! Но жена казалась удовлетворенной и молча легла спать. Вскоре заснул и Иван Степанович.

Ему приснился сон, будто он не спит, а гуляет ночью по кладбищу среди множества гранитных памятников. Останавливается возле одного. На нем фотография круглолицего темноволосого мужчины со шрамом на щеке в виде буквы «х», одетого в строгий костюм с галстуком. Вдруг он с ужасом замечает, что не один, — рядом стоит мужчина с фотографии и пристально смотрит ему в глаза, только одет он теперь в белую полотняную рубашку, подобную той, которая была на Ольге. Тут он вспомнил, что эта рубашка называется саван, и в нее в незапамятные времена обряжали покойников. Он проснулся в холодном поту.

Было очень темно, и Иван Степанович понял, что все еще ночь. Он проспал, может, час, а то и меньше. Ему очень захотелось сходить в туалет. Он вышел в коридор и вдруг заледенел от ужаса в предчувствии чего-то ужасного. Щелкнул выключателем в коридоре — лампочка, на мгновение вспыхнув, погасла.

«Как некстати перегорела!» — со страхом подумал он и в темноте прошел в туалет. Там свет зажегся, и это его немного успокоило. Но тут его стало мучить ужасное предчувствие, что, выходя отсюда, когда его рука потянется к выключателю, а взгляд скользнет вглубь темной кухни, он увидит фигуру мужчины в странной белой погребальной сорочке. Оцепенев от страха, он, выходя, закрыл глаза и на ощупь погасил свет, страшась посмотреть в сторону кухни. С разрывающимся от ужаса сердцем он возвратился в свою комнату, чувствуя спиной ледяной взгляд из могилы. Только теперь Иван Степанович понял, что сегодня он столкнулся не с чудачествами сумасбродной барышни, а приобщился к страшному таинству черной магии, с которой он теперь навечно связан. К своему удивлению, он об этом не сожалел. Больше ему в ту ночь ничего не снилось.

Глава 35

Галя смахнула слезу, глядя на фотографию брата десятилетней давности. Эх, Вася, Вася! Здесь он такой беззаботный, смеющийся, совсем не похожий на того хмурого, молчаливого, озлобленного человека, каким он стал в последние два года перед смертью, и дело было не в возрасте. Она специально выбрала эту фотографию на памятник брату.

Все дело в проклятой Ольге — и угораздило же его связаться с ней! А может, в его необъяснимой привязанности к этой рыжей лахудре повинна мать Ольги, баба Ульяна, владеющая чарами колдунья?

Как бы то ни было, но баба Ульяна своей смертью открыла счет безвременно умершим, связанным с ней при жизни в той или иной мере. Подряд три могилы, одна за другой: баба Ульяна, непутевая Маня, оказавшаяся ее внучкой, и любовник ее дочери — Василий. Недаром она на похоронах открыла свои бельма, чтобы забрать кого-нибудь с собой, только высмотрела не тех людей. Бедный Вася!