Седьмая вода

— Вась, я не говорил такого, и даже в мыслях не было. — Он не злился, но упрямо опустил голову, давая понять, что уверен в своих словах и уступать не намерен. — Я сказал, что тебе придется привыкнуть, что отныне жизнь твоя изменится навсегда, и дал свыкнуться с этим. Я и сам на тот момент не понимал еще до конца, как быть с тем, что между нами тогда случилось. Но одно только знал — что не собираюсь открещиваться и жить, как ни в чем не бывало. Я собирался дать тебе немного времени, а потом прийти к отцу и Марине и все рассказать о нас. И предложить тебе начать нормально встречаться.

— Ты сказал не так… не это имел в виду… — Я просеивала свои воспоминания, стараясь вспомнить все дословно, но все, что всплывало, это мои эмоции и чувство полного краха всего вокруг, а совсем не отдельные слова.

— Это, Вась, это. Но ты поняла и услышала все так, как привыкла воспринимать что бы то ни было, исходящее от меня. Да, не спорю, я разозлился, когда понял, что ты пыталась просто уйти и даже в глаза мне посмотреть отказывалась. Но в тот момент я давал обещание не быть ублюдком и отвечать за последствия, а ты это прочитала как угрозу. — В голосе Арсения уже слышалось нескрываемое сожаление, и как будто этого оказалось мало, так еще то же самое чувство стало охватывать и меня. Но о чем мне сожалеть? Я уверена, что все тогда сложилось, как и должно, и мой отъезд был верным решением. Может, просто нужно было не делать его похожим на паническое бегство, но, однако же, остыв, я, может, и не решилась бы на такой исход.

— Ладно… И даже если это так… разве это моя вина, что только так я воспринимала тебя и все тобою сказанное? — моя линия обороны отказывалась осыпаться окончательно просто так, даже несмотря на то, что под ней больше не было фундамента.

— Нет, Васюнь. Изначально моя, и за это мне стыдно. И я никогда не перестану за это извиняться. Но и ты могла быть повнимательней и замечать мои попытки хоть как-то исправить нашу идиотскую ситуацию.

Да, может быть… Наверное… Только теперь-то что об этом думать?

— Нам нужно идти, — пробормотала себе под нос. — Тебе нужна помощь. Вот что сейчас важно.

Нет, я не отказывалась принять извинения за прошлое, просто все это утратило прежнюю значимость. А вот жить и воспринимать все по-новому… Ну, на это все же нужно время. Арсений какое-то время смотрел на меня, мрачнея, а я нарочно избегала прямого взгляда, желая побыть немного без этого почти наркотического воздействия его энергетики на меня.

Я потянулась было за упакованным рюкзаком, но Арсений покачал головой, подвинул его в самый дальний угол нашего недавнего укрытия и прикрыл теми ветками, которыми было устлано дно дольмена.

— В нашем нынешнем состоянии это будет нас только тормозить. Я вернусь сюда сам и наведу порядок, заодно змея заберу. Потом, попозже. Когда разберусь с насущными проблемами.

Все, что он взял с собой, это грелку с водой и кружку, да рассовал по карманам мелочевку типа огнива, телефона и ножика. Последний раз оглянувшись, словно проверяя, нет ли видимых следов нашего присутствия в округе, он протянул мне здоровую руку, и я снова приняла ее без тени колебания. Мы двинулись по лесу, не в таком, конечно, темпе, как перед грозой, но достаточно шустро, так что я взмокла с головы до ног уже минут через пятнадцать. После дождя почву местами поразмывало, и показалась жутко скользкая и липкая желтая глина. Арсений максимально избегал такие места, но все равно я умудрялась поскользнуться. На боль в мышцах я старалась просто не обращать внимания, думая о том, насколько сейчас хуже Арсению, и что он давно мог бы, наверное, получить помощь, не болтайся я на нем мертвым грузом.

— Сень, может, умнее было бы тебе оставить меня там, у дольмена, а потом прислать за мной кого-то. А ты бы быстро дошел и добрался до больницы, — пропыхтела я на минутном привале где-то через полчаса пути, запрокинув голову и в безмолвном ужасе рассматривая уходящую резко в гору тропку. Черт, проще лечь и умереть прямо тут!

— А ты, я смотрю, прямо источник гениальных идей, да, Васюня? — хмыкнул он недовольно себе под нос, откручивая крышку на грелке и делая несколько мелких глотков.

— А чем плоха эта идея?

— Может и ничем, будь на твоем месте кто другой. Но с тобой этот вариант даже не обсуждается. Я не выпущу тебя из виду.

— Но почему?

— Потому что! — огрызнулся он, впрочем, совсем беззлобно. — Если тебе уж так нужно разговаривать, то давай продолжим начатую беседу, но уже после Хохотунчика. Тут метров восемьсот всего так круто в горку. Но мы сейчас после дождя намаемся — скользко. Дыхалку надо беречь.