Седьмая встреча

В космосе летел звездный дождь с хвостом из светящихся предметов. Белые и синие звездные туманности обожгли ей лицо и затруднили дыхание. Воздух сразу сгустился в дрожащий поток. Руфь помедлила минуту, а потом решительно подошла ближе.

Он обернулся. Это был не Горм.

Она вышла на улицу и побрела наугад. Ноги сами привели ее к Дому Художника. Ей захотелось еще раз увидеть на стене свои работы, принятые на Осеннюю выставку, прежде чем их снимут.

Какое-то время она надеялась, что их кто-нибудь купит, но потом потеряла надежду. Сейчас на «Женщине в сухом бассейне» висела красная бирка. С бьющимся сердцем Руфь пошла в контору, чтобы узнать, кто купил ее картину.

— Какой-то немецкий галерейщик. Он купил две картины и хотел бы познакомиться с художником, — сказала секретарша.

— А чья вторая картина?

— Обе твои.

— Ты хочешь сказать, что он купил обе мои картины? — Да.

— Тогда почему ты повесила табличку о продаже только на одну? — Руфь глубоко вздохнула.

Секретарша что-то пробормотала в свое оправдание, но Руфь не поняла ни слова.

— Где он? Этот галерейщик?

— По-моему, он сидит внизу в кафе. Ты говоришь по-немецки?

— Если понадобится, я заговорю и по-итальянски.

Его пальто из верблюжьей шерсти лежало рядом на стуле. Пристальный взгляд — единственное, что Руфь заметила на первых порах. Когда они с секретаршей подошли, он встал, поклонился и поднес руку Руфи к губам, словно она была королевской особой.

— August Gabe. Aber doch, sagen Sie AG.[35].

Секретарша ушла, и галерейщик поинтересовался, говорит ли Руфь по-немецки. Пришлось сказать, что она предпочитает норвежский или английский.

С надменной любезностью он обнажил ряд белых зубов. Не переводя дыхания, он сказал ей по-английски, что ее картины интересны, но не закончены, и одновременно попросил официанта принести ей белого вина.

Пока он откровенно разглядывал ее, словно она была рисунком, сделанным тушью, он признался, что ему известно, что она второй год учится в Академии и получила незначительную норвежскую премию за свою картину на прошлогодней Осенней выставке. Наконец он сделал паузу, вежливо ожидая, что она скажет.

Но Руфь не нашлась, что сказать, и он сообщил, что, по его мнению, она обладает определенным потенциалом, который можно развить при интенсивных занятиях и еще более интенсивной работе.

Руфь покрылась испариной и спросила, почему он купил ее картины.

— В поездках я всегда покупаю сувениры, — ответил он и легко, как бы нечаянно, коснулся ее руки.

Он попросил разрешения посмотреть ее другие работы. Она ответила, что они разбросаны по разным местам: и в Северной Норвегии, и у нее дома, и в Академии.

Ему захотелось завтра же посмотреть все, что есть у нее дома. В шесть часов, если это удобно? Записав ее адрес, он дал ей свою визитную карточку и заспешил в какое-то другое место, оставив ее с недопитой бутылкой вина.

Руфь прочитала то, что было написано на карточке. Он и в самом деле оказался галерейщиком. У него были галереи в Берлине и Нью-Йорке.

Она пошла прямо домой и поднялась в свою комнату. Ей не нужно было готовиться к приходу галерейщика, разве что спрятать то, что раздражало ее самое. Потом она предупредила хозяев, что завтра к ней придет немецкий галерейщик. Без этого обойтись было нельзя, посещения мужчин были категорически запрещены.

Хозяйка всплеснула руками, а ее муж улыбнулся с отсутствующим видом.

Один из вариантов далматинца Руфь поставила на пол прямо против двери. Она пыталась восстановить картину, которую купил Горм, ей не хватало этой картины. Но картина получилась другой. Не неудачной, просто другой. Глаза, выражение, цвет. Она была не такой хорошей, как первая, в ней было больше обреченности. Фон был розовый и холодно-бирюзовый. Поводок, словно кнут, взлетел вверх справа от тела собаки.

Написанное в последнее время Руфь тоже выставила. Это был вариант «Женщины в бассейне», где женщина была изображена сбоку. Руки и тело уже заняли нужное положение. Со спиной Руфь долго мучилась, но так и осталась недовольна.

В конце концов на женщине появились кракелюры[36] и трещины, как на живой статуе.

Черная и белая плитка бассейна сложилась в несимметричный узор, словно разбитая шахматная доска. В половине бассейна, под мостками, воды не было, другая половина была полна до краев. Красный спасательный круг качался у бортика бассейна.

На дне лежала распластавшаяся собака, ноги которой смотрели в разные стороны, словно собаку за вальцевали в плитку.

Третья картина, которую Руфь хотела показать галерейщику, представляла собой человека, летевшего по небу с церковной колокольней в руках. Краски были чистые, отчего создавалось впечатление прозрачности и простоты.

АГ принес ей белые розы. Это смутило и взволновало Руфь. У нее не нашлось достаточно большой вазы, и она взяла одну из банок из-под варенья, в которой у нее стояли кисти. Кисти разлетелись по полу, когда она хотела их вынуть.