Седьмая встреча

Он подбросил в печь угля. Над крышей взлетели искры. Она видела, как за окном, вылетая из трубы, они падают в траву. Черная сажа в опасном снопе искр. Майкл слишком сильно растопил печь. Руфь представила себе, что все пылает в огне, что им нужно спасаться. Голыми. Жители Острова сбежались к дому и обнаружили их. Она вдруг увидела себя и его обнаженными в стиле Шиле. Это испугало ее. Но она начала смеяться. И сама слышала, что это не ее смех. Он принадлежал кому-то, о ком она не имела представления, кто не желал показываться на глаза. Чем сильнее пожар пылал у нее перед глазами, тем безудержнее она смеялась.

Майкл перестал рисовать, сперва он был удивлен, потом опустил руку с углем.

— All right, all right[14], — сказал он.

Руфь пыталась объяснить, и кое-что он, наверное, понял, потому что даже улыбнулся. Но вдруг, когда он отошел от мольберта и на него упал свет, Руфь увидела произошедшую с ним перемену. Его фаллос поднялся. Он был направлен в комнату и смотрел прямо на нее. Этого не может быть. Конечно, нет. А глаза Майкла? Мог ли кто-нибудь написать или нарисовать такие глаза?

— You most go now, Ruth. It’s just morning[15], — услыхала она.

Она быстро вскочила и схватила платье, упавшее со стула. Через секунду она была уже одета. Ей было стыдно. Ужасно стыдно. Ведь виновата во всем была только она. Уж это-то она хорошо понимала. Она испортила картину.

Когда Руфь хотела прошмыгнуть мимо него к двери, он схватил ее за руку и прошептал что-то невнятное. Тепло его обнаженного тела было слишком близко. Грудь. Плечи и руки.

— Coming back?[16] — услышала она. Низкий, сдавленный голос. Неужели все это происходит с ней, но не наяву же! Она приподнялась на цыпочки и прижалась лбом к его груди. Чуть колкой.

Он тут же обхватил ее. Горячий, настойчивый.

— Нет! — всхлипнула она, отбиваясь.

Майкл мгновенно отпустил ее и буркнул что-то голосом того, кто стоял за мольбертом. В нем было два человека. Не похожих друг на друга. Один стремился уловить линии Шиле. Другого нельзя было дразнить, он был не лучше ее самой.

Она не знала, кто из этих двоих отворил дверь и выпустил её из дома.

* * *

Прошло много дней, прежде чем Руфь снова пошла на берег. В свое треугольное окошко она увидела Майкла, он шел вдоль берега с мольбертом и альбомом для набросков. Собака то убегала вперед, то догоняла его. Потом они скрылись за скалами.

Последнее сено было убрано, и мать была настроена благодушно. Все свободное от уборки сена время Йорген пропадал у Майкла. Однажды вечером он передал Руфи от него записку. Майклу хочется поучить ее писать маслом, если, конечно, она не против. В какой-нибудь солнечный день. Йорген может показать ей, где он обычно пишет.

Неужели он думает, что она боится его? А она боится? Может быть. Однако не настолько, чтобы отказаться от такого урока. Нет. Надо только собраться с духом. Как бы страшно ей ни было!

Майкл стоял в запачканных краской штанах, в соломенной шляпе с большими полями и писал островки, скалы, где сушилась рыба, и мол. Пейзаж был похож и непохож. Майкл захватил холст с красками и на ее долю. Значит, он всегда думал о ней, выходя из дома? Думал, что она придет?

Йорген был с ними все время. Он вырезал свои деревяшки. Бросал палки, которые собака приносила ему обратно. Но далеко от них не уходил. Как будто Майкл просил его об этом: «Не уходи, Йорген, ты нужен Руфи».

Однажды вечером Йорген помогал дяде Арону смолить лодочный сарай, Руфь тем временем перемыла посуду, убрала на кухне и сказала матери, что хочет подняться на Хейю. В этом году она там еще не была.

Майкл с пачкой газет сидел на крышке колодца. Он объяснил, что получил посылку, и угостил Руфь английскими конфетами. Она взяла одну и села на почтительном расстоянии от него.

Он поинтересовался, зачем у нее с собой рюкзак. Идет на Хейю? Он не знал, какая из вершин называется Хейя. Руфь показала. Объяснила, где проходит тропинка и сколько нужно времени, чтобы подняться наверх. А спуститься? Спуститься — полчаса.

Она чувствовала на себе его взгляд. Казалось, слушая ее, он думал о чем-то своем. Например, почему она спустилась к его домишку, если ей, напротив, нужно было подняться к тропинке? Но ее это не беспокоило, потому что сегодня вечером Йорген помогал дяде смолить сарай. И когда Майкл, заглянув ей в глаза, спросил, хочет ли она, чтобы он пошел с ней, она кивнула.

На руке у Майкла, чуть выше запястья, был порез, который еще не затянулся. Два комара приготовились напиться крови. Они кружили, спускались все ниже и снова кружили. Майкл помахал рукой и уперся локтями в колени. Руфь следила за комарами, чувствуя на себе его взгляд. Наконец это стало невыносимым.

Тогда он придвинулся к ней и положил ей на затылок смуглую руку. Эта рука крепко и горячо обхватила ее голову, став как будто ее частью. Словно сильное крыло. Руфь прислонилась к нему. Ей хотелось, чтобы это длилось как можно дольше. Его глаза широко раскрылись и слились с небом. Они синели перед ней, пока она не отвернулась. Тогда он встал и отпустил ее.

Руфь надела рюкзак и пошла.