Седьмая жена

Да, может быть, и к лучшему, что Пабло-Педро отказался занять должность начальника охраны империи «Пиргорой». Уж он бы своей грубостью непременно испортил настроение кому-нибудь из гостей. Его вполне устраивала работа ночного вахтера в гигантской косметической фирме, платившей ему двойной оклад. Второй – за то, что он позволял испытывать на себе новые мужские деодоранты. Единственное, что для этого требовалось, – не мыться неделями. Пахучий вахтер ночью никому не мешал и мог посвящать долгие дежурства своему новому любимому занятию: пересчету стоимости предметов роскоши на стоимость добрых дел. Небольшая радикальная газета публиковала данные его изысканий. «На деньги, уплаченные миллиардером Софаргисом за новый – по специальному заказу – лимузин, можно было бы построить три больницы в государстве Бангладеш, обеспечить жильем 319 чикагских бездомных, снабдить учебниками и одеждой 92 836 мозамбикских школьников…»

Посланная к нему на переговоры Линь Чжан вернулась в тревоге. Она застала своего бывшего мужа листающим свежие газеты и журналы. Глаза его жадно бегали по заметкам светской хроники и фотографиям в поисках новых жертв.

– Что скривилась? – щелкал он ногтем по портрету британской принцессы. – Знаешь небось, что давно у меня в списке… Только попробуй, купи себе этого скакуна. Мигом ославлю!.. А эта-то, эта – гляди, как озирается. Не все тебе голой по экрану кататься да мужей менять! Думаешь, не знаю, сколько твоя последняя вилла стоит? Точнехонько два корабля риса для голодных эфиопцев… Скоро, скоро прочтешь о себе, не тревожься…

Ах, Пабло-Педро, Пабло-Педро – честный солдат в безнадежной войне за равенство! Разве не слыхал ты, что и в роскошной вилле люди кончают с собой от отчаяния? Что и в замке с мраморным бассейном можно быть глубоко и безнадежно несчастным? Только голод живота можно утолить одной и той же пригоршней риса, равной для всех. Но не равны люди по голоду души, и с этим ничего не поделать ни тебе, ни Льву Толстому, ни Карлу Марксу, ни Жан-Жаку Руссо, ни святым апостолам.

Расхаживая взад-вперед мимо дверей, за которыми жена-7 укрылась от него в тюрьме своей сокровенности, Антон сочинял речи. Но это не были речи оправдывающегося. Он нападал.

Да, я сделал все, что мог, чтобы не ранить тебя. И не моя вина, что мне не удалось скрыть главного. Этого чувства обновленности, которое осталось во мне после ночи в Дятловом замке. Будто накупался всласть в горячем лесном озере. И ты, своим ворожейским чутьем, немедленно опознала, обнаружила это чувство. Ну и пусть! Пускай вы будете опять говорить, что я вечный кочевник, что уношу свои доски и кирпичи, что гонюсь за чужими лужками и оставляю позади развалины.

А что если я никуда не хочу уходить? Почем вы знаете – может быть, мне просто тесно в вашем доме? Что если мне назначено построить новый – более просторный? В котором хватило бы места всем моим женам, и всем моим детям, и всем моим любимым? Потому что я никого не в силах разлюбить и не могу поверить, чтобы это было дано мне как проклятие, а не как благословение.

Конечно, обрывки этих речей пытались прорваться в его телевизионные притчи-проповеди.

Продюсер хватался за голову, бежал к нему через всю студию, потрясая листками.

– Тони, ты убийца! Ты разорить меня хочешь?… Что это за разглагольствования о библейских патриархах, имевших по нескольку жен? При чем тут Иаков, при чем тут Второзаконие, при чем тут царь Соломон? Мы живем в двадцатом веке! Кто это будет «вспоминать наши времена, как…» – где это? ага: «…как мрачную и жестокую эпоху принудительной моногамии»? Которая вот – «…ничем не лучше варварства, обязывающего зарывать в землю живых жен и лошадей вместе с умершим вождем племени»!

– Джек, полно тебе. Ты же знаешь, у меня всегда говорит вымышленный персонаж, часто полубезумный проповедник…

– Довольно! Хватит тебе обманывать себя. Прошли те денечки, когда никому не известный Энтони Себеж мог плести, что ему вздумается, и прятаться за чью-то спину. Теперь все твои зрители, все твои слушатели знают тебя как облупленного. Число жен, число детей, число разводов – все им известно! И думаешь, они поверят в какого-то выдуманного разрушителя семейных уз? Ты когда-нибудь видел анкету, которую заполняет иммигрант, въезжающий в эту страну? Его не спрашивают, не был ли он вором, богохульником, наркоманом, убийцей. Нет! Единственное, в чем он должен поклясться: что он не проповедовал и не будет проповедовать многоженство. И тогда – милости просим. А нет – въезд закрыт. Да такую передачу у меня не купят даже в штате Юта!

– Мой чудак вовсе не пропагандирует многоженство. Он только рассуждает о незаслуженных мучениях миллионов одиноких людей. Которые ненавидят одиночество, которые полны нерастраченной любви, которые готовы были бы делить ее с другими. Жить с любимым человеком – мужчиной ли, женщиной – втроем, вчетвером. Но не могут. Потому что общество немедленно заклеймит их позором.