Седьмая жена инквизитора

— Пусти! Пусти! — воскликнул Евтей. — Я не здоровяк, я худулечка, у меня просто кость широкая и шерсть пушистая! А ты бы поскитался в степях зимой, понял бы, что такое жизнь!

— А давай мы тебя подстрижем? — предложил Курт. — Как раз увидим ширину кости.

— Пусти! — Евтей вывернулся из рук, плюхнулся на пол и сразу же принялся ожесточенно вылизываться, бормоча: — Вот ведь обалдуй какой, все перемял, мне теперь перелизываться да переглаживаться. Где тебя воспитывали, в какой глухой пещере? Вот и сидел бы там!

Я вдруг увидела Курта тем человеком, которым он был бы, если бы не летунница в его груди — сильным, добрым, спокойным. Человеком, у которого была бы семья, дом, тепло очага и души. На мгновение меня кольнуло жалостью, но я сразу поняла, что жалость — это не то, что ему на самом деле нужно. Совсем не то.

Он нуждался в таком же тепле, которое мог и хотел дарить сам. Я это чувствовала, я это знала.

— Никогда не готовил пастушьего пирога, — признался Курт, и Эмма добавила, убирая посуду в мойку:

— Да и правильно, это не дело для благородного господина.

Евтей фыркнул и, оторвавшись от вылизывания, язвительно осведомился:

— А ежели этот благородный господин в степь попадет, то что будет делать? Кухарку звать, как проголодается?

— Вот тут ты прав, — согласился Курт. — Раньше я работал в лесах да полях, там кухарок не было. Все приходилось делать самому.

— Так и слава Богу, что теперь вы в столице, — заметила Эмма, оттирая кастрюлю от остатков пюре. Кот смотрел так, словно возмущался, что эти остатки не предложили ему — но ничего не говорил. От духовки плыли такие соблазнительные ароматы, что хотелось закрыть глаза и мурлыкать, как кот.

— А где же ты пробовал такой пирог? — спросила я. — Сомневаюсь, что в степи было красное вино.

— В степи не было, — снисходительно признал Евтей. — Но я же сюда долго шел, успел всякого насмотреться. Вот приключился однажды случай, с твоим, кстати, ведьмачьим племенем. Иду себе спокойно через некоторую деревню. И что бы вы думали? Катится мне навстречу колесо! Обычное колесо от телеги, но меня-то кота не обманешь! Я смотрю на него и понимаю: ой, надо убираться с дороги, ведьмой воняет, аж слезу вышибает.

— Да, ведьмы иногда принимают вид колеса, — подтвердил Курт. Кот одобрительно посмотрел на него и продолжал:

— Я отбежал в сторонку, но смотрю, что будет дальше. Катится колесо, но вдруг вышел такой здоровенный мужичина, подхватил его веревкой, перевязал, да на дерево подвесил. Ладно, думаю, побуду тут еще, посмотрю, как ведьма выкрутится.

— Выкрутилась? — спросила я, уже понимая, чем все закончилось. Если веревка была заговоренной, то ведьма задохнулась и так и осталась висеть на том дереве. А тот, кто ее подвесил, наверняка был кузнецом: у них есть своя магия.

Возможно, они враждовали.

— Да прямо, выкрутилась! Я до утра сидел, потом задремал, а проснулся от криков. Там вся деревня сбежалась смотреть — висит уже не колесо, а баба в петле. Померла. Я так считаю, что правильно он ее подвесил, тот мужичина, от нее злобищей так и перло. Вот от тебя нет, ты девка полезная, — одобрил Евтей, посмотрев в мою сторону. — А когда она катилась, то дышать больно было.

— Ты не любишь ведьм, я вижу, — сказала я. Кот не стал отрицать очевидного. Курт молчал — наверняка он мог рассказать о ведьмах и не такое.

— Я вредность не люблю, пакость и гадость, — Евтей распушился, сделался похожим на сердитый и грозный шар. — А от ведьм этого добра всегда в избытке. И от колдунов тоже. Нет бы что полезное делали, так им лишь бы испортить. Вот как прикажешь с ними жить?

Я могла только вздохнуть. Не все ведьмы были такими, я никогда и никому не делала ничего плохого, но все равно несла на себе клеймо своего рода. Я родилась такой, и этого было уже не отменить и не исправить. Все, что я могла делать — ничего не делать.

— Даже и не знаю, что тебе на это ответить, — вздохнула я. — Могу лишь пообещать, что не сделаю того, за что меня могут повесить на дереве. Не собиралась — и не стану.

Курт посмотрел в мою сторону с искренним теплом. Евтей муркнул, деловито лизнул лапку и ответил:

— Вот это правильно. Я тебе за это еще какой-нибудь хороший пирог покажу. Запомнишь мою добрость!

Глава 21

Курт

Я проснулся от того, что дом наполнился тонким звуком, словно невидимые пальцы дернули туго натянутую струну.

Вчера мы отлично поужинали пирогом — Евтей съел почти все, выделив нам по скромному кусочку. За едой мы болтали о тех пустяках, которых сейчас я даже вспомнить не мог, но от них становилось тепло и спокойно на душе, как в детстве, когда мы с сестрами сидели под наряженной елкой, ели пряники и орехи и рассказывали страшные и веселые сказки. Вот и теперь, в столовой за пастушьим пирогом, мир вдруг сделался прежним — тем, который я утратил и так мечтал найти.

Звук повторился. Я сел в кровати, посмотрел по сторонам. Половина третьего, самое глухое время, когда все спят. Не спала лишь…