Седьмая жертва

– Ты не понимаешь. – Папашка заговорил мягче. – Никто не заставляет тебя любить верблюдов и слонов. Кошки так кошки. Но все нужно делать как следует, на «пять с плюсом», а не халтурно. Ты думаешь, если кошка – домашнее животное, то для работы с ней специальные знания не нужны?

Вообще-то именно так я и думал, но ничего такого брякнуть не успел.

– Ошибаешься, – продолжал он. – Любой живой организм, даже обычный клоп или таракан, – очень сложная система, и, чтобы с ним работать, надо долго и тщательно его изучать. Чтобы понять, что и как происходит в этом организме, нужно хорошо знать химию, физику, биологию. Даже математику, если ты хочешь заниматься лекарствами и лечить животных. Более того, есть специальная наука зоопсихология, она изучает особенности поведения животных, и ее тоже нужно хорошо знать, иначе ты не сможешь с ними ладить и понимать их повадки. Нужно изучать генетику, чтобы заниматься скрещиванием и выведением пород. Ничему этому ты в своей обычной школе не научишься.

Вдалбливал он мне долго, но я все никак не мог взять в толк: зачем? Зачем мне все это знать? Я и без всех этих заумей прекрасно с кошками общаюсь. Она только мурлыкать начнет, а я уже знаю, что она хочет сказать. У меня слух хороший, я все тонкости кошачьего мурлыканья и мяуканья различаю, и никаких проблем. А уж как я наблатыкался таблетки им давать – так меня во все дома зовут, где кошки болеют. Никто ловчее меня этого сделать не может, у всех кошки вырываются, кусаются, царапаются и визжат, таблетка-то горькая, да и страшно им, маленьким. А я в полторы секунды ее одним щелчком в глотку забрасываю, кошечка даже понять не успевает, зачем ей пасть раскрыли, и никакого горького вкуса не чувствует. Ну и все. А он про школу какую-то мне талдычит! Да в гробу я ее видал, школу эту.

Но спорить вслух не стал, характер не тот. Вернее, был не тот. Сейчас-то я с папашей разговариваю на своем языке, а тогда еще мелкий был, спорить не умел. Я ж говорю, в бесконфликтной обстановке рос. Смотрел только на папаню затравленно и молчал. А он тираду свою выдал и ушел. Напоследок одну из кошечек моих погладил и сказал:

– Я позабочусь о том, чтобы ты учился в специальной школе.

Мамуля за ним дверь закрыла и на меня, смотрит. А я на Г нее.

– Ну что, сыночек? – спрашивает она. – Пойдешь в новую школу?

Я только головой мотаю. В смысле – не пойду. Мамулька начала меня уговаривать теми же словами, что и папашка. Дескать, надо учиться, специальные знания и прочая мура. Господи, мне так страшно стало! Думаю, неужели и она с ним заодно? Моя мамулечка любимая, моя единственная родная душа – и предает меня. Я, натурально, в слезы. Трясусь весь, всхлипываю, а про себя думаю: не хочу я в эту школу дурацкую, я и в своей-то из последних сил тяну, только чтобы кошек мне не запретили держать. Знаю я этих учителей, они чуть что – сразу жаловаться кидаются, вот ваш сын спортом все время занимается, а уроки не учит, и все такое. Придут к мамуле и будут орать, что я кошками все время занимаюсь, вместо того чтобы географию учить. Мамуля мне прямо сказала: кошечки наши – это хорошо, только чтобы не в ущерб отметкам.

И я старался изо всех сил, потому что мамулино слово – закон для меня. И тогда так было, и до сих пор осталось. И вот как представил я, что в этой специальной школе придется еще больше напрягаться, так лучше сразу подохнуть. Или выгонят меня оттуда за неуспеваемость, или мамуля кошечек запретит. В общем, сижу я на диване и реву, а мамуля рядом стоит и смотрит на меня. И молчит.

Помолчала она какое-то время, потом присела рядом, обняла меня, по голове погладила и говорит:

– Не бойся, сыночек, и не плачь. Не отдам я тебя ни в какую спецшколу. Не хочешь учиться – и не надо. Ну, не плачь, мое сокровище. Кошечки наши с нами, мы с тобой живы и здоровы, и все у нас хорошо.

Я сразу успокоился, прижался к ней. Все-таки мамуля у меня – класс!