– Пусть меблировка этого офиса не вводит вас в заблуждение относительно моих способностей. Я живу на Грейт-Фоллз, и мой особняк стоит два миллиона долларов. Езжу я на новеньком «ягуаре». Но при этом я стараюсь сократить до минимума свои накладные расходы, потому как антикварная мебель и просторный конференц-зал ничем не помогут уголовной защите тех клиентов, которых я представляю. Они не могут гарантировать им приговор «не виновен». А от всего, что не идет на пользу моим клиентам, я стремлюсь избавиться. Единственная моя забота – снять вас с крючка правосудия.
Карен снова отвела глаза.
– Я понимаю, что подобные принципы вызывают у вас неприятие, поскольку очень часто вы оказываетесь по другую сторону стола. Но прошу вас кое-что уяснить себе. Входя в этот кабинет, вы перестаете быть старшим специальным агентом ФБР Карен Вейл, которая посвятила свою жизнь заботе о безопасности общества и поимке опасных преступников. Вы – женщина, обвиненная в жестоком нападении на бывшего супруга, которая сломала ему несколько ребер и уложила его на больничную койку. Вас непременно постараются выставить злобной и беспощадной особой, обученной убивать и склонной применять грубую силу при малейшей возможности, обладающей вспыльчивым нравом и невероятной злопамятностью. И моя работа будет состоять в том, чтобы показать присяжным, что вы – совсем не такая. Я нарисую им иную картину. В общем, я хочу сказать, что нужен вам. Начиная с этого момента, я ваш лучший друг. Самый близкий и самый верный. Вы будете рассказывать мне все, ничего не утаивая. Потому что когда шум уляжется, я буду не только вашим лучшим другом, я буду вашим единственным другом.
Карен не видела необходимости и далее обсуждать этот вопрос. Если он сумеет изложить свою точку зрения жюри присяжных столь же убедительно, как только что ей, то ее дело и вправду в надежных руках. Она внимательно прочла, а затем и подписала договор о его гонораре.
И тут ей стало ясно, почему он может себе позволить особняк за два миллиона долларов и «ягуар» последней модели.
…тридцатая
– Я ждала деятелей из СВР целых сорок минут, – рассказывала Карен Робби. Они стояла на крыльце, и она закурила сигарету которую только что стрельнула у Синклера. – Словом, у меня было достаточно времени, чтобы, сидя в своем кабинете, хорошенько подумать. Подумать о том, во что превратилась моя жизнь как и о том, что сказал мне Гиффорд. А потом я получила это письмо по электронной почте и до самого прихода следователей уже не могла думать ни о чем другом.
Робби заинтересованно уставился на нее.
– Какое письмо?
– А что, разве Бледсоу
– Нет, ни о чем таком он даже не заикнулся. От кого ты его получила?
– От Окулиста.
– Он прислал тебе письмо по электронной почте? Ты уверена?
– Почти наверняка это он. По моей просьбе этим сообщением занимается наша лаборатория, потому что оно оказалось с секретом и самоуничтожилось. Представляешь, исчезло с экрана прямо на моих глазах. Но у меня осталась его распечатка на бумаге. В поле «Тема» было написано: «Это здесь, в…». Кто еще может знать об этом? Прессе об этой надписи мы не говорили, а если бы даже и произошла утечка, то информация о ней всплыла бы где-нибудь в газете, а не в непонятном электронном сообщении, в котором описываются издевательства над ребенком.
– Издевательства над ребенком?
Карен передвинула сигарету в утолок рта, полезла в карман куртки и протянула Робби сложенный вчетверо листок бумаги – копию пресловутого письма.
– Я думала, что Бледсоу покажет его всем, но мне, пожалуй, стоило самой побеспокоиться об этом. К сожалению, я… была занята. В последнее время на меня со всех сторон сыплются одни неприятности.
Робби внимательно прочел письмо и ненадолго задумался. Затем, поджав губы, сосредоточенно кивнул.
– Ладно, значит, этот приятель окончательно рехнулся.
– Я надеюсь получить более содержательный анализ от ДПН.
Робби вернул письмо, и Карен сунула его в карман.
– Есть новости о Джонатане?
– Нет. Я хочу вернуться туда, к нему, но мне страшно. По-моему, я просто не выдержу, если увижу его таким. Не выдержу…
Она бросила окурок на тротуар и тщательно раздавила его каблуком. Смахнула с глаз непрошеные слезы.
– Проклятье, на меня обрушилось столько всего, Робби!
Он прижал ее к себе, и она не отстранилась.
– Я знаю.
– Я чувствую, что должна быть там, рядом с Джонатаном, держать его за руку двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. Я разрываюсь на части, стараясь справиться со всеми напастями, и боюсь, что просто не выдержу и сломаюсь. Развалюсь на куски. И мне нужно заняться чем-то, чувствовать себя нужной, чтобы отвлечься.