— От вида этого трупа, — заметил Нико, обращаясь к молодой женщине, — сбежит любой здравомыслящий человек.
Взгляды комиссара и Доминик Крейс встретились. Нико научился прятать свои чувства за крепкой броней и не выдавать собственные слабости. Однако впервые Доминик ощутила, что и ему не по себе.
— Все, кажется, на своих местах, — продолжил Нико. — Ничего не сдвинуто, на кражу не похоже. Уверен, ни одного отпечатка. Преступник действовал не в приступе безумной ярости, все тщательно продумано и организовано. Никаких следов взлома. Значит, либо жертва знала убийцу, либо она ничего не заподозрила и впустила его в квартиру.
— Насколько преступник рисковал? — спросила Доминик.
— Риск достаточно велик. Площадь Контрескарп — оживленное место. Нужно быть весьма искусным, чтобы, не привлекая внимания, суметь убить кого-то у него дома, убрать следы и уйти как ни в чем не бывало. Этот мерзавец настоящий профессионал.
— Мерзавец? Да, судя по всему, действовал он в одиночку. Достаточно уверен в себе, чтобы думать, что его не заметят. Методичен, расчетлив. Полная противоположность тому, кто действует импульсивно и оставляет после себя кучу следов.
Нико утвердительно кивнул.
— Теперь — жертва, — произнес он.
Доминик смотрела на изувеченное, лежащее в крови тело. Сердце просто выпрыгивало у нее из груди.
— Между сексом и насилием много общего, они часто смешиваются в навязчивых видениях. Однако я бы сказала, что в этом случае секс не является мотивом преступления; здесь бесспорно желание утвердить свою силу, показать собственное превосходство, даже забрав для этого чужую жизнь.
— Согласен, — подтвердил Нико.
Мари-Элен Жори лежала на спине обнаженной, руки привязаны к ножке низкого тяжелого стола в гостиной.
— Акт лишения жизни с порнографической составляющей, — заключила Доминик помертвевшим голосом. — Женщине нанесен удар ножом в живот, но предварительно ее били плеткой.
— Господи! — вырвалось у Нико.
Теперь Доминик переходила к самому главному:
— Груди вырезаны, и, судя по всему, преступник унес их с собой.
— Как ты это объясняешь?
— Тот, кто проделывает подобное, имеет проблемы с материнским образом. Может быть, мать его била или бросила, когда он был маленьким.
Нико поднялся, за ним и Доминик Крейс.
— Можете начинать, — отдал приказ комиссар, кивнув Кривену и Видалю. — Обрежьте веревку так, чтобы сохранился узел, мы отдадим это в лабораторию.
Пьер Видаль вытащил из чемоданчика резиновые перчатки и раздал присутствующим, потом принялся за методичный осмотр. То и дело раздавались щелчки фотоаппарата, комментарии он записывал на магнитофон. Видаль старался не пропустить ни единой зацепки, ни намека на отпечаток пальца, искал любое, даже косвенное, подтверждение личности убийцы. В конце концов он зарисовал комнату и удостоверился, что ничего не пропустил в описании: расстановка мебели, предметов, положение тела, замечания о «сопутствующих обстоятельствах».
Тем временем комиссар Сирски отдал приказ Давиду Кривену обыскать квартиру.
Доминик Крейс удалилась: в ее присутствии в настоящий момент не было никакой необходимости.
2. Начало расследования
Работу они закончили только к ночи. Тело увезли на набережную Рапе в Патологоанатомический институт для проведения вскрытия по распоряжению прокуратуры. Комиссар Сирски решил вернуться на набережную Орфевр и расспросить Поля Террада. Кривен же отправился поторопить пятого и шестого номеров их группы: они уже начали обходить здание, где жила жертва, и кафе на площади, — может, какая-нибудь деталь наведет на след…
Нико проехал по бульвару Сен-Мишель до набережной Сены, повернул в сторону Нового моста и оказался на острове Сите. Уголовная полиция на набережной Орфевр, между Дворцом Правосудия, Парижской префектурой, больницей Отель-Дье и собором Парижской Богоматери, была создана в 1891 году. Во все времена здесь работала полицейская элита, воплощением которой бригада и была. Нико Сирски поступил сюда с гордостью. Окажутся ли они на высоте положения и теперь?