Седьмое чувство

Неожиданно у Дария возникло чувство, что он уже был здесь раньше. Все совпадало, это тоже было на рассвете… Только вот воздух другой, в тот раз он был чище и прозрачнее. Гном испуганно остановился. Реальный мир расплывался перед его глазами. Он стекал вниз, словно был написан на стекле дешевыми красками. Стекая, он оставлял после себя грязные разводы и черные дыры, которыми ничего не было. Небо меняло цвет, попеременно становясь зеленым, красным, желтым.

Все, что он когда-либо прочел, узнал, о чем он думал, теперь проходило перед ним. Но кроме его собственных воспоминаний здесь были чужие. Понятия и чувства, о которых он не мог иметь никакого представления. И чужих воспоминаний становилось все больше и больше. Они нависали над ним, заполняя пространство. Старые таяли, уступая место новым. Казалось, воспоминаниям не будет конца, они замелькали, закружились вокруг него в бешеном хороводе, но вот раздался тоскливый вой, и последняя картинка, сгорев в серебряном пламени, исчезла.

В воздухе повисла зловещая тишина. Ветер стих. Дарий попробовал сделать вдох, но не смог. Ему было нечем дышать, потому что воздух исчез. Краем глаза Дарий заметил какой-то предмет, неподвижно висящий в воздухе. Он повернул голову. Это была маленькая птичка, которая застыла в нелепой позе, словно пригвожденная к небу. Под его взглядом она высохла, почернела и рассыпалась в труху. Дарий зажмурился, а потом со страхом посмотрел на друга. Рихтер тоже не двигался, но был цел.

Время вокруг них остановилось. Дарий понял это, и его охватил страх, переходящий в настоящую панику. Он был совсем один в этом месте и мог остаться здесь навсегда. Его друг был не более чем простой иллюзией. Теперь Дарий понял, что такое изнанка мира. Он прикоснулся к ней, но не заглянул, а только чуть-чуть приподнял за краешек.

Дарию стало страшно как никогда. Город исчез, остаюсь только храм и лестница. Вдруг перед ним пробежала человеческая тень. Снова и снова она проносилась мимо него, а он не мог двинуться с места. Сердце, переставшее биться, сжалось от леденящего холода. Из груди проявись тонкие мерцающие нити, переплетающиеся и связывающие между собой Дария и тень. Дарий прикоснулся к нитям рукой. Стоило ему это сделать, как тело пронзил сильнейшая боль. Он слышал, как хрустят его кости, закипает и испаряется кровь. Боль стала для него всем.

И тут его вернуло в реальный мир.

Дарий, глубоко и часто дыша, смотрел на свою обожженную руку с четкими следами от нитей. Нужно было действовать немедленно. Дарий был уверен, что, если сейчас же не окажется в храме, он неминуемо погибнет. Если он в следующий раз попадет на изнанку, то уже не сможет оттуда выбраться.

– Невероятно… – сказал он и побежал вперед.

– Дарий, постой! – Рихтер еле поспевал за гномом.

Дарий не слышал. Он словно одержимый, размахивая руками и перепрыгивая через ступеньки, мчался наверх. Пару раз он поскальзывался, но, чудом удержав равновесие, продолжал бег. Вход в храм был закрыт тяжелыми воротами, но это ни на миг не задержало гнома. Он на ходу распахнул створки и вбежал в здание.

В центральном зале не было ничего, кроме каменного алтаря, на котором стояли оплывшие свечи, и трех бронзовых треножников. Дарий, шатаясь, подошел к алтарю и погладил холодный камень рукой.

«Какая здесь невыразимая пустота… Тысячи лет напрасного ожидания, которые так и не приблизили меня к цели… – Дарий тихонько осел на пол, по-прежнему держась за алтарь. – Воспоминания, воспоминания – почему вы причиняете мне только страданий?..»

Рихтер, вбежавший вслед за гномом, увидел, что Дарий без сил лежит возле алтаря. Гном был смертельно бледен.

– Я снова опоздал, – прошептал он, обращаясь к некроманту, и потерял сознание.

Две тысячи лет тому назад.

Повелитель Ужаса сидел в кресле. С его лица не сходило задумчивое выражение. Теперь, когда он был один, он мог позволить себе немного расслабиться и не следить за своим видом.

В зале было очень тихо, от такой тишины с непривычки у него звенело в ушах. Повелитель закутался плотнее в плащ и в изнеможении откинулся на твердую, вырезанную из крепкого дуба спинку кресла. Спинка была жесткой, неудобной, но он с детства привык к лишениям и считал, что излишняя забота о теле тому только вредит.

Он ничего не делал целый день, запершись в этом зале, но чувствовал себя так, словно дробил камни в каменоломне. Откуда взялась это изматывающая усталость? Наверняка это все от мыслей, которые крутятся у него в голове, мешают спать, думать, жить.