Седьмое имя

– Я хоть сейчас готов оставить и славу, и почет. Мне они вовсе не нужны. Я уже давно готовлю себя к отшельничеству. Может, раньше я и хотел быть первым среди племени, но после того, как побывал у вас, понял главное – мне ничего этого уже не нужно! Я знаю и могу многое из того, что не могут они… Вы добавили мне знаний, и я благодарю вас за это. Но менять в угоду вам жизнь народа я не буду. Мы живем так, как нам хочется, и прошу вас, больше не приходите и не присылайте никого! Особенно Овелу! Для меня это слишком болезненное воспоминание. И еще… Вы точно также стареете и умираете. Пусть и живете много дольше нас… Но я нашел способ, который позволит мне вернуть былую свежесть и ясность. Я докажу это…

Отбор в совершенство

Овела не ожидала, что события повернутся так. Она убедила нелюдей, что сможет рассказать в племени об их дружелюбии и найдет тех, кто имеет возможность быстрого роста. Однако Оламер прилюдно изгнал ее, да еще и сказал формулу, которая навсегда закрывала ей дорогу обратно – она проклята! После этого Овела вдруг остро ощутила, что она дочь своего народа. А великолепные условия, в которых она оказалась, были ей чужды. Что она хотела? Поначалу обида рвала душу, грызла жажда мести. Ведь ясно же, что ведун прогнал ее из племени потому, что она отвергла его. Но когда первые страсти улеглись, она смогла трезво посмотреть на происходящее, и поняла, что сама совершила ошибку. Ну, разве можно было выходить к людям племени с прекраснодушным порывом изменить судьбу всех. Она же понимала, что из всего племени могут отобрать немногих, кто готов к внутреннему рывку. А остальные? Ненужный материал, который не представляет никакого интереса. Дать попробовать счастья и отобрать кусок, выгнать в прежнюю полуголодную и опасную жизнь! Нет, все нужно было делать иначе. Теперь она знает как, но уже поздно. Оламер не простит ей дерзких слов. Да, он сделал так, что племя отвернулось от нее, и он прав, ибо раздавать обещания, а потом отказываться от них, всегда было плохим знаком.

Она обещала искренне, но также искренне и отказала. Она не противоречила себе, и то, что ведун болезненно отреагировал, не ее вина…

А внутренний голос говорил ей: виновата, еще как виновата. Тебя никто за язык не тянул, когда говорила ему про будущего ребенка. Да и не хотелось тебе никогда быть подругой ведуна. Ты стремилась разозлить его, вывести из равновесия, в котором он пребывал. Ты не могла понять, как он может жить спокойно и ровно! Не ругаться с близкими, не спорить из-за куска пожирнее. Он был другой, не из их мира. Ей очень хотелось доказать ему, что и он не отличается от других мужчин. И когда она терлась об него нагим телом, чувствовала его реакцию… Она радовалась тому, что убедилась: и он такой же!

«Вспомни, как скакала и радовалась. А теперь пожинаешь плоды… Он оказался действительно мудрым, и не его вина в том, что он ждал тебя. Не он вырвал у тебя обещание, а ты сама сказала ему. А потом как визгливо кричала: «Ты старый!» Да старый, но во сто раз мудрее тебя молодой и глупой… Он ждал исполнения твоего обещания, а ты…»

Внутренними укорами она довела себя до того, что готова была хоть сейчас бежать к Оламеру и отдаться ему, чтобы действительно зачать и выносить его ребенка. Однако вспомнила его слова: «Не допускайте ее к племени. Она проклята и всем нам будет плохо, если она вернется!» Правда, она все же попыталась приблизиться к селению. Но из-за камней свистнула стрела и вонзилась в землю у ее ног. Охрана показала, что видит ее и не подпустит ближе, чем на полет стрелы. Это был знак того, что примирения не будет. Она вспомнила, с какой жесткостью Оламер говорил людям: «Она проклята!» И все же надежды не оставила.

Когда она вернулась в скалы, ее там уже ждали. Молодой провел ее в туманный покой, где она оказалась после избавления от гибели. Она вошла, легла на мягкий, клубящийся свет, молодой коснулся перстами виска и замер, слушая переживания, которые выплывали из глубин ее памяти. Потом спросил:

– Ты обиделась на него? Напрасно! Обида – это непродуктивное чувство, оно не принесет тебе пользы. Ты не должна более обижаться, иначе это будет шагом вниз…

– Я не умею так спокойно говорить обо всем, что касается меня…

– Ты только на пути к совершенству и потому для тебя такие эмоции, как обида остаются значимыми…

– А вы никогда не обижаетесь?

– На кого? И для чего? Чтобы помучить себя? У нас немало задач, которые пока не разрешены. Мы считаем, гораздо более важным мучить себя вопросами о дальнейшем движении и развитии.

– Но вы-то себя считаете совершенными?

– По сравнению с вами – да! Но настоящее совершенство видится только тогда, когда поднимаешься высоко. И мы поняли, что ему нет предела. Чем выше забираешься, тем яснее понимаешь, что многое еще недоработано, не сделано, не выполнено.

– Значит совершенство – это работа? Вроде той, что мы делали в племени, когда собирали хворост на зиму?