Седьмое измерение

- Мне плевать на это! Я выше этого! - закричал я, отчаянно пытаясь вернуть губы на прежнее место.

- Я вижу, - сказал он.

Он поднялся из-за стола, вытер салфеткой рот и сделал мне знак следовать за ним. Мы вышли на улицу.

- Я могу вам помочь, но не уверен, что вы обрадуетесь, - ровным голосом произнес он. - Сам я избрал этот способ несколько лет назад. С тех пор я живу... (он сделал паузу) нормально.

- Я тоже хочу жить нормально! - воскликнул я.

- Придерживайте брови, - посоветовал он. - Они собираются улететь.

Я прикрыл лицо ладонями.

- Вы похожи на человека, который ремонтирует фасад, когда в доме бушует пожар, - заметил он.

- Я ремонтирую пожар, - невесело пошутил я.

- Можно и так. Тем самым вы даете огню пищу.

Мы прошли несколько кварталов, свернули в темный переулок и вошли в подъезд. Лестница была широкая, мраморная, освещенная тусклой лампочкой. Мы поднялись на второй этаж - мой новый знакомый впереди, а я сзади. Он отпер дверь, и мы оказались в прихожей, отделанной под дуб. На стене висело зеркало в бронзовой раме.

- Посмотрите на себя, - сказал он.

Я взглянул в зеркало и увидел то же ненавистное мне, жалкое, растекающееся лицо.

- Вы твердо хотите с ним расстаться?

- Как можно скорее! - со злостью сказал я.

Хозяин пригласил меня в комнату, где стояли мягкие кресла и диван, окружавшие журнальный столик. Стена была занята застекленными полками со встроенными в них телевизором, магнитофоном и закрытыми шкафчиками. На одном из них, железном, была никелированная ручка.

- Садитесь и рассказывайте, - предложил он.

- Что?

- Все с самого начала, ничего не утаивая.

Я начал говорить. Губы не слушались меня. Я поминутно щипал их, дергал, тер щеки пальцами, разглаживал лоб. Мое лицо не желало становиться каменным. Оно яростно сопротивлялось, пока я рассказывал до удивления простую историю, произошедшую со мной.

Историю о том, как я потерял лицо.

Хозяин слушал внимательно. Холодная маска была обращена ко мне. Лишь один раз, когда я рассказывал о том, как горел тополиный пух, по его каменному лицу пробежала судорога.

- Простите, - сказал он. - Это очень похоже.

И тут мне послышалось, что от книжных полок исходит глухой звук. Что-то тяжело и мерно ворочалось там, у стены.

- Больше мне нечего рассказывать, - сказал я.

- Верю, - сказал он.

Я почувствовал, что внутри у меня стало просторно, будто раздвинулась грудная клетка и сердце летало в ней от стенки к стенке, глухо выбивая: тук... тук... тук...

- Сейчас я вас освобожу, - сказал хозяин.

В его руке сверкнул ключик, которым он дотронулся до меня, до моей груди. Что-то щелкнуло, будто искра вонзилась в меня, и я потерял сознание. Медленно клонясь на диван, я успел заметить, что хозяин приближается к шкафчику с никелированной ручкой, а на его ладони горит красный шар величиной с яблоко. Вот он открывает бесшумную дверцу, подносит горящий шар к темной впадине, вот...

Когда я очнулся, передо мною стояла чашка черного кофе.

- Мы теперь братья, - сказал хозяин строго. - Вы это запомните.

- Что вы со мной сделали? - спросил я.

- Посмотрите на себя.

Я вышел в прихожую и подошел к зеркалу. Из него взглянул на меня человек с каменным лицом. Только глаза оставались живыми, и в них жила боль.

- Это я, - прошептал я себе.

- Это я, - беззвучно повторил он губами.

Я вернулся к хозяину, и мы выпили кофе в молчании. Ни один мускул не дрогнул на наших лицах. Я поблагодарил и с трудом заставил себя улыбнуться.

- Все-таки интересно, в чем тут фокус? Лекарство?

- Фокус в том, - медленно произнес он, всем телом наклоняясь ко мне, - фокус в том, что ваше сердце спрятано там, в сейфе... Рядом с моим. Вот в чем фокус.

С тех пор у меня каменное лицо. Я живу нормально. Никакие обстоятельства, памятные места наших встреч и даже презрительные взгляды моей бывшей возлюбленной не выводят меня из равновесия. Что поделать, если можно иметь либо сердце, либо лицо. Отсутствие сердца не так заметно для окружающих.

1976

Стрелочник

Это объявление я услышал в вагоне пригородного электропоезда. За окном летел куда-то вбок мокрый зимний лес, а машинист перечислял по радио, ка кие специальности требуются управлению железной дороги. Относительная влажность была сто процентов. Ни одной из перечисляемых специальностей я не в ладел, что почему-то вызывало грусть. Последним в этом списке утраченных возможностей значился стрелочник. "Одиноким стрелочникам предос тавляется общежитие", - сказал репродуктор и умолк.

Я всегда был одиноким, но никогда - одиноким стрелочником. Нельзя сказать, что мне нравилось быть одиноким, да и профессия стрелочника не слишком привлекала меня. Но в сочетании слов "одинокий стрелочник" была какая-то необъяснимая прелесть, что-то настолько беспросветное и неуютное, бесправное и жалостное, что я немедленно вышел из электрички и отправился искать управление железной дороги.