Седьмое небо

В этот момент из переулка послышался какой-то шум. Он нарастал, как рокот прибоя. Вскоре стали слышны лязг, топот и отдельные возгласы. В клубах пыли из переулка вывернула толпа и замерла, едва дыша и боясь спугнуть удачу. Дед и внук попятились.

Общеизвестно – выигрывает тот, кто способен взглянуть на ситуацию свысока. В данный момент на высоте были Груша, Аристарх и Гадюка Аспидовна. С косогора им отлично были видны две отчаянные фигурки, со всех ног улепетывающие от несущейся за ними по пятам толпы селян. Дорога могла привести их только в одно место – на заливной луг, где без присмотра понуро бродили коровы. Гадюка Аспидовна сорвалась с места и покатилась вниз по косогору.

Толпа жестока, безумна и неуправляема. Пытаться ее вразумить – гиблое дело. Куда разумнее (чтобы спастись) бежать. Дед и внук бежали. Сверкая голыми пятками они птицами перелетали через изгороди, перескакивали через рвы и канавы. Перемахнув речушку по неширокому бревенчатому мостику, они оказались на некошеном заливном лугу и тут же увязли в густой траве по пояс. Запутавшись в мураве дед Богдан не удержался на ногах и полетел вперед. Удача выскользнула из-за пазухи, перелетела через его голову и уткнулась в сытый пестро-рыжий коровий бок. Корова повернула голову, сказала протяжное «му-у-у» и слизала удачу длинным языком. Дед, внук и подоспевшая толпа остолбенели.

«Пеструшка!» – взвыла Гадюка Аспидовна.

Глава 25.

Путники понуро брели по пыльному тракту со скоростью сытой коровы. Пеструшка неторопливо переставляла ноги, отгоняя хвостом кружащих оводов. Шаг ее становился все размереннее, покуда она не остановилась вовсе, издав протяжное «Му-у». Я корова, мол, а не ездовая лошадь. Пешие переходы на дальние расстояния не мой конек.

«Пеструшенька, ну голубушка,» – принялась уговаривать ее Груша. – «Ну не посреди же дороги останавливаться. Давай хоть на лужок сойдем, на травку.» Но Пеструшка уперлась и замотала головой. Хвост ее хлестанул упругий бок. Что-то хлюпнуло, шлепнуло, плюхнуло. Вокруг растекся хорошо знакомый всем аромат. Корова облегченно выдохнула и никем не понукаемая побрела дальше. Одна. Спутники ее остались на месте, завороженно уставившись на дымящуюся лепешку. Хотя пахла она совершенно обычно, выглядела непривычно, переливаясь всеми цветами радуги.

«Вот счастья-то привалило!» – сдавленно охнул дед Богдан и тут же засуетился. – «Иван, вынай все из котомки, закидывай туда добро.»

«Как? В котомку? Дед, да ты чего? Оно же свежее,» – недоуменно возразил внук.

«Подбирай, говорю, пока никто чужой не увидал. А то не видать нам счастья, как своих ушей.»

Покуда путники добрались до цели своего путешествия (домой к деду Богдану и внуку Ивану) удачи набралась почитай целая тачка, выменянная по случаю в пути на остатки провизии. Тачка была заботливо накрыта рогожею, не пропускавшей предательского сияния. Источник духовитой удачи иссяк менее, чем через сутки. Пеструшка снова стала самой обычной коровой.

Делили нажитое добро, усевшись в кружок посреди двора. Сама Пеструшка, разумеется, осталась хозяевам – Антипу и Груше. Освободившись от данного по глупости слова, Антип без сожаления оставил опостылевшее семейство и подался прочь из Семипятничного с дочкой и бедовой коровой. Подсохшие за время пути коровьи лепешки разложили на равные кучки, взвешивая на весах с чугунными гирьками.

«Ну и что мне с этим добром делать? Куда применить удачу, смешанную с коровьим дерьмом, ума не приложу?» – сокрушался Аристарх.

«Главное – иметь удачу при себе. А уж в каком виде, неважно.»

«Как же при себе иметь? В кармане? А запашок? В приличном обществе не покажешься.»

«Во флакончик положи малую толику, с крышечкой,» – дал дельный совет дед Богдан. – «А нам так даже сподручнее, я мыслю. Удобрим яблоньки, те, что не разбежались. Глядишь, и каждый год теперь урожайным на наливные яблочки будет.

Тем выход в люди и завершился.