Седьмое небо

— Мы тебя ждем уже несколько часов, — сказал дед и зачем-то заглянул ему за спину.

Из другого коридора вышел Димка и прислонился плечом к косяку.

— А где она? — спросил он и тоже зачем-то заглянул брату за спину.

Егор переводил взгляд с одного на другого. Они переглянулись, как парочка закадычных школьных друзей на педсовете.

— Она сказала, что ты просил ее встретиться с тобой, — объяснил Димка быстро, — и уехала.

— Она поговорила по телефону, — подхватил дед. — Ну да. Кто-то позвонил ей, она сказала, что это ты и что у вас встреча.

— Во сколько это было? — спросил Егор. — Димка, где-то в том шкафу автомобильный зарядник для телефона, достань мне его. Во сколько?

— Ну… — Дед секунду подумал. — Минут двадцать назад.

— На! — Димка сунул устройство Егору в руку. — Хочешь, я с тобой поеду?

— Нет, — сказал Егор, — не надо. Я быстро вернусь. — И выскочил за дверь.

Дед и Димка снова переглянулись. Егор сунул голову в дверь и добавил:

— Если быстро не вернусь, в милицию звонить не надо. Поняли?

— Поняли, — ответили дед с Димкой разноголосым хором.

Егор прыгнул в лифт, который все еще стоял на месте, сунул в карман зарядник и поправил пистолет за ремнем джинсов.

Кто мог ей позвонить и куда она могла поехать после этого звонка? Где он сейчас найдет ее? Он не знает адреса ее матери и того придурка, Леонтьева, к которому она тоже вполне могла поехать.

Могла или не могла?

На чьей она стороне? Самое время спросить себя об этом.

— Опять уезжаете, Егор Степанович? — спросил удивленный охранник.

— Я скоро вернусь, — пробормотал Егор. Он сел в машину и первым делом включил телефон. И набрал ее номер.

“Абонент не отвечает или временно недоступен”, — доверительно сообщила ему трубка, и Егор злобно сунул ее между сиденьями.

“Недоступен!.. Стал бы я звонить, если бы мой абонент был доступен!

Зачем она уехала, ведь я приказывал ей сидеть дома! Сидеть и ждать. До ее дома на машине, наверное, полторы минуты. Если она дома, значит, она там уже минут восемнадцать”.

Могло произойти все, что угодно.

Он может приехать и найти ее труп, уткнувшийся в цветную обивку дивана.

* * *

Сидя на лавочке, Лидия равнодушно смотрела в проем между домами. Она видела соседнюю улицу, по которой плотным потоком шли машины. Сидеть на лавочке в итальянской дубленке было холодно, но Лидия знала, что домой она ни за что не пойдет. Время от времени она вытаскивала из кармана нагревшийся телефон и негнущимися, замерзшими пальцами набирала шубинский номер. Его телефон не отвечал, но держать в руках теплую трубку было приятно. Как будто спокойнее становилось. Но она быстро остывала, и тогда Лидия пихала ее обратно в карман.

Что ей теперь делать? Шубин пропал. Его телефон не отвечает. Домой она идти боится. Больше никуда идти нельзя — ей все объяснили вполне ясно и доходчиво. Она не может и не должна подвергать опасности окружающих. Они ни в чем не виноваты. Во всем виновата она сама.

К ногам упал снежный ком, сорвавшийся с ветки, и Лидия сильно вздрогнула.

“Ты скоро станешь полной истеричкой, — сказала она себе. — Если успеешь, конечно”.

Она задумчиво пошевелила ногой снег. Вот и Новый год скоро. А там февраль, и — весна. Весной все по-другому. Весной так весело, так радостно просыпаться, даже если ничего особенно радостного впереди и не ждет. Вечера становятся длинными, а дни — солнечными. В первый же солнечный весенний день Лидия нацепляла темные очки и чувствовала себя стильной красавицей. У нее была такая игра в весну, которую она, может быть, никогда больше не увидит.

Какая-то машина пролетела въезд во двор и с визгом затормозила на мокром, круто посоленном асфальте. Лидия лениво повернула голову. Машина сдала назад, колеса повернулись чуть не на девяносто градусов — Лидия отлично видела их под фонарем, — водитель дал газ, во все стороны брызнул снег, джип перевалил через сугроб, наваленный снегоочистителем, и Лидия узнала машину Егора Шубина.

Джип подлетел к лавочке, осел на задние колеса и еще не остановился до конца, когда распахнулась дверь и Шубин спросил у нее негромко:

— Что ты здесь делаешь?

— С-сижу, — ответила она, клацнув зубами от холода. — Что случилось? Где ты был так долго?

— Машину мыл, — объяснил он равнодушно. — Может, сядешь? Холодно очень.

— Холодно — уезжай, — сказала она и отвернулась.

Его равнодушный тон оскорбил ее. Она замерзла на этой чертовой лавочке до того, что пальцы отказывались попадать в кнопки телефона, она чего только не передумала за это время, а он мыл машину и смеет говорить об этом таким оскорбительно равнодушным тоном!

— Не дури, — попросил он все так же равнодушно. — Я устал, мне нужно домой.

— Нужно — езжай, — повторила она и отвернулась. И с независимым видом сунула руки в карманы.

Он посидел еще несколько секунд — она смотрела в сторону, — потом захлопнул дверь, и джип стал медленно сползать с площадки.

Он уезжает, пронеслось в голове. Он действительно уезжает. Он сейчас уедет совсем.